— Когда мне понадобится проповедь, Эмма, я тебе об этом скажу. А пока изволь не забывать, что, как бы много ты ни знала, ты всего лишь моя служащая, и я тебе плачу не за то, чтобы ты высказывала свое мнение.
— Из этого не следует, что у меня собственного мнения не должно быть вовсе, — парировала Эмма и поспешила уйти, чувствуя, что иначе вот-вот сорвется на грубость.
Глава 6
Утро было прекрасное, и Эмма пошла в деревню напрямик через поле, собираясь перекусить бутербродами в баре «Под луной», а уж потом решить, как убить остаток дня. Дойдя до развилки, она с тоской посмотрела в сторону Плоуверс-Фарм и подумала, что, возможно, не стоило быть столь категоричной в своем решении отказаться от визита туда. Однако она решительно свернула в сторону деревни. Дойдя до бара, Эмма внимательно осмотрела машины, заполнявшие стоянку, и заколебалась. Она чувствовала себя неловко, собираясь в одиночку войти в переполненный бар, но ей хотелось есть, и даже если бы там не нашлось свободного места, можно было бы купить сандвичей и расположиться где-нибудь в поле.
Она вошла и решительно принялась прокладывать себе путь к стойке, лавируя между завсегдатаями, по обыкновению собравшимися туда на ленч. Терпеливо ожидая, когда на нее обратит внимание хозяин, она внезапно услышала у себя за спиной голос:
— Вы тоже здесь, Эмма Пенелопа? Почему же вы не сказали мне, что у вас свободен целый день?
Она повернулась так резко, что зацепила его локоть, и содержимое бокала вылилось на его отутюженные брюки. Кого-кого, а Макса Грейнджера ей меньше всего хотелось видеть, а от собственной неловкости она потеряла дар речи.
— П-простите, — наконец, заикаясь, произнесла она. — Вы меня напугали, позвольте, я куплю вам новую порцию.
— У вас, похоже, привычка все проливать, но это не важно. В любом случае, там оставалось всего на донышке, и на этот раз действительно во всем виноват я, так что позвольте мне купить вам что-нибудь выпить. Что вы хотите?
Это просто возмутительно, подумала Эмма, эта его манера с такой легкостью переключаться с одного человека на другого. Создается впечатление, словно он сознательно начинает расточать свое очарование лишь тогда, когда его не видят те, чье мнение его может интересовать, и девушка ответила нелюбезно:
— Ничего. Я только хотела купить бутерброд, так что, если вы пропустите меня к стойке, я закажу что-нибудь и для вас.
— Это что, отставка? — спросил он. — Отчего вы так недружелюбны, мы же собирались встретиться днем?
— Мы не встретимся. Я зашла сюда купить бутерброд, потому что больше мне некуда пойти. Думаю, я возьму бутерброд с собой, здесь, по-моему, слишком людно, — сказала она и пожалела, что не пошла вместо «Луны» в более скромное заведение «Голубой кабан».
Она заметила, что он смотрит на нее сверху вниз с каким-то странным выражением, заказывает что-то хозяину прямо через головы других жаждущих посетителей, а затем услышала его голос:
— Не встретимся? Но, насколько я понял, у нас назначено свидание, при условии, что вы не будете заняты на работе, а вы, похоже, свободны.
— Да, но… — туманно ответила Эмма, не зная, что именно сказать.
У него снова приподнялась одна бровь.
— Я не собираюсь настаивать, если у вас есть другие планы, — сказал он, принимая протянутые ему бокалы. — И какие же?
— О! Ну, в общем-то, никаких. Я хотела немного погулять, потом зайти куда-нибудь выпить чаю. Что еще можно делать в деревне по воскресеньям?
— Но у вас уже есть приглашение на чай, хотя, в конце концов, возможно, Плоуверс-Фарм вовсе не в вашем вкусе, — сказал он. — Просто любопытно, почему вы решили отказаться от моего гостеприимства?
— Ну… — грустно начала она, — все это казалось слишком неопределенным, потом, я не была уверена, что буду свободна, и…
— И вы не приняли мое приглашение всерьез, поэтому решили не рисковать нарваться на очередную насмешку, — закончил он за нее и увидел, как лицо девушки заливает краска. — Я прав, Эмма Пенелопа? Вы не особенно верите в мои добрые намерения?
— Я никогда ничего не могу сказать с уверенностью относительно ваших намерений, мистер Грейнджер, в сущности, я же вас совсем не знаю, — сказала она, размышляя, как бы ухитриться заказать сандвичи и улизнуть, прекратив этот неуклюжий диалог.
— Да, действительно не знаете, — ответил он. — Но это можно со временем исправить. А сейчас, как только вы допьете шерри, мы пойдем в зал и закажем ленч, а вы тем временем можете учинить мне допрос относительно моих намерений — надеюсь, это звучит не слишком угрожающе? Я всегда здесь обедаю по воскресеньям, когда остаюсь один на уик-энд, так что вы вполне можете ко мне присоединиться и оживить мою одинокую трапезу. А кроме того, я не собираюсь освобождать вас от обещания прийти ко мне в гости, раз уж вы признались, что вам все равно некуда пойти, и в любом случае я намереваюсь угостить вас чаем. Пойдемте, — решительно закончил он и принялся протискиваться сквозь толпу, не тратя больше слов попусту.
Эмма сознавала, что с ее стороны было слабостью позволить ему убедить себя и не возразить ни единым словом, но ей показалось глупым сопротивляться сейчас, когда из кухни доносились такие соблазнительные запахи, дразня ее и без того разыгравшийся аппетит, к тому же сегодня она позаботилась о своей внешности и была уверена, что выглядит очень мило. Усаживаясь напротив него, она подумала, что, вероятно, где-то глубоко в подсознании у нее все-таки таилась мысль, что неплохо бы, в конце концов, заглянуть в Плоуверс-Фарм, если ей станет уж очень скучно; но вслед за этой мыслью пришла другая, более разумная: не стоит воображать себе слишком много, ведь то, что они встретились здесь, — просто случайность.
— Вот так-то лучше, — сказал Макс, внимательно следя за тем, как меняется выражение ее лица. — А теперь, может быть, вы все-таки объясните, что вы имели в виду, говоря, что не уверены относительно моих намерений.
— Я имела в виду ваш стиль поведения, — ответила она, стараясь, чтобы ее ответ не прозвучал двусмысленно. — В вас словно два разных человека, и это постоянно приводит меня в замешательство. Я не вполне уверена, какой из этих людей настоящий.
— Если вы умны, то не станете ничего принимать всерьез, особенно самое себя, — сказал он, и ответом на это двусмысленное высказывание был ясный, немигающий взгляд, обладающий таким удивительным свойством лишать покоя.
— Всерьез… — вежливо повторила она. — Вы имеете в виду мою работу? Вы считаете, что я плохо работаю?
— У меня нет причин жаловаться на ваше трудолюбие, а мои слова не имеют никакого отношения к собакам. — В голосе Макса послышалась нотка раздражения, и Эмма почувствовала облегчение, когда официант поставил перед ней большую порцию ростбифа с йоркширским пудингом и она смогла безраздельно предаться радости чревоугодия. Ей показалось, что Макс с усмешкой поглядывает на нее, и она сказала извиняющимся тоном, доедая остатки подливки:
— Извините, что чересчур увлеклась едой, мистер Грейнджер, служащих моего ранга не часто приглашают на обед, и оттого они обыкновенно бывают прожорливы, когда это все-таки случается.
— Они вас там, в Эрмина-Корт, плохо кормят? — спросил он.
— Да нет, — быстро ответила она. — У Миллзов прекрасный повар, вы, я думаю, сами имели возможность в этом убедиться, а жизнь в семье отличается от условий в других местах, где мне доводилось работать: там обычно все служащие питались в складчину, а иногда готовили сами.
— И все-таки у меня есть подозрение, что вы предпочли бы именно второй вариант. Я прав?
— Да, в некотором отношении. Тогда абсолютно ясно, какое место ты занимаешь и для чего тебя нанимали. Очень непросто быть другом семьи, а через минуту — прислугой.
— Понятно. Мне следовало бы об этом подумать. Мэриан обладает удивительной способностью разделять эти два понятия.
— Ну, знаете, — рассудительно сказала она, — по-моему, очень трудно одновременно распекать человека, которому вы платите жалованье за работу, и помнить о том, что не следует при этом задевать его чувства.