Мэриан уже пролезла под заградительные канаты, целовала ее, время от времени взвизгивая от восторга и отпуская экстравагантные комплименты. Эмма быстро передала ей поводок, оставив Мэриан пожинать славу, не считая себя обязанной оставаться в центре внимания, и присела на скамью, ощущая головокружение и чувствуя, что рука горит и ноет. Дождь, собиравшийся с самого утра, начал падать крупными каплями, едва закончились соревнования. Небо прочертили первые молнии.
— Лучше оказаться под крышей, прежде чем разразится гроза, — услышала она голос Макса рядом с собой и, увидев, что Мэриан все еще стоит посреди ринга, окруженная толпой доброжелателей, поняла, что он обращается к ней.
— Думаете, дождь будет сильный? — несколько отчужденно спросила она, подняв на него глаза, а он взял ее под руку, осторожно помогая подняться на ноги.
— Мне кажется, будет гроза. Вы неважно себя чувствуете, да? Я должен был вчера настоять на том, чтобы вас оставили дома.
Она посмотрела на него более осмысленным взглядом и подумала, что его сострадание продиктовано, скорее всего, просто профессиональным долгом, к тому же он знал, что был прав, поскольку смотрел сейчас на нее с тем же медицинским интересом, с каким осматривал Флайта.
— Ничего со мной не случилось. Я просто выполняю свою работу и не лезу в чужие дела, — ответила она, с неохотой преодолевая свое расслабленное состояние, и увидела, как Макс нахмурился.
Глава 8
Эмма добралась до шатра, в котором размещался бокс для собак, когда гроза уже началась, и, к счастью, успела отвести Флайта на место и привязать его. Буквально через несколько минут в шатер набилось столько народа, что очень скоро стало совершенно невозможно провести собаку к месту, без того чтобы кто-нибудь на нее не наступил.
Эмма подумала, что это, наверное, один из тех внезапных ураганов, о которых она время от времени читала, но самой ей никогда еще не приходилось слышать столь яростных завываний ветра. Люди все прибывали и прибывали, толпа становилась плотнее, и Эмма, ухитрившаяся притиснуться к скамье, на которой сидела собака, чтобы ей не наступили на ноги, почувствовала первые признаки беспокойства, и это беспокойство явно разделял мужчина, занимавший место рядом с ней.
— Это просто кошмар! — сквозь шум прокричал он ей. — Если этих идиотов набьется сюда еще, трибуны не выдержат, и держу пари, что и сам шатер тоже не устоит.
Почти одновременно с его словами раздался треск ломающегося дерева — это была одна из опор, грозившая рухнуть, — раздался женский визг, и через мгновение все вокруг превратилось в ад кромешный. Подумать о себе Эмма не успела, потому что, Флайт, перепугавшись, запутался лапой в цепи и в ужасе пытался освободиться; внезапно почувствовав обжигающую боль в руке, девушка поняла, что у нее разошлись швы. В ту же минуту канаты, сдерживавшие поток людей, теперь пытающихся выбраться наружу, оторвались от опоры, освободившееся полотно шатра подняло ветром, ничем не сдерживаемая опора распалась надвое и рухнула, завалив край шатра.
Происходившее в последующие несколько минут было столь ужасно, что Эмма впоследствии едва могла поверить, что прошло всего пять минут до того, как на место прибыли сотрудники «Скорой помощи» из госпиталя Святого Иоанна, занявшиеся пострадавшими, которых, к счастью, оказалось немного. Но по мере того как шатер быстро пустел, сложностей у самой Эммы только прибавлялось, потому что не оставалось никого, кто мог бы помочь ей вытащить Флайта, который так плотно намотал на себя цепь, что не мог даже пошевелиться, и сидел, скорчившись, прижав уши, глядя вокруг дикими глазами. Эмма старалась изо всех сил, рискуя, что перепуганный пес может в любую минуту ее укусить, но лишь туже затягивала цепь, пытаясь добраться до застежки на ошейнике. Скамьи рядом с ней были уже пусты. Без посторонней помощи она ничего не сделает. Чтобы позвать кого-нибудь, ей надо было оставить собаку одну, надеясь, что пес слишком крепко запутался, чтобы пытаться высвободиться самому и нанести себе новую травму.
Эмма начала пробираться сквозь редеющую толпу в поисках кого-нибудь, кто не был бы занят своей собственной собакой, и вдруг увидела Макса, который внимательно осматривал скамьи для собак и время от времени останавливался и о чем-то расспрашивал встречных. В следующий момент толпа плотно прижала ее к нему, и Эмма почувствовала, что подхватившие ее руки слегка дрожат.
— Слава Богу, я вас нашел! — сказал он. — С вами все в порядке? Вы не ранены?
— Нет, со мной все в порядке, но я беспокоюсь за Флайта. Он запутался в цепи, и я не могу его освободить, — сказала она и расплакалась.
— Ничего, я его вызволю. Где он? — спросил Макс и добавил, когда они вернулись к скамье Флайта: — Я забыл номер вашего места и решил, что вы там, под этой грудой полотна. Я вытаскивал людей, думая найти вас.
— К-какая смешная прич-чина — чтобы в-вытас-кивать людей, я хочу сказать, — проговорила она, и в голосе ее послышался истерический смех вперемешку со слезами, но он бросил на нее резкий взгляд и так же резко хлопнул ее по щеке.
— Не сомневаюсь, это очень смешно, но оставьте свой юмор на потом, — сказал он, а она провела рукой по своей щеке и с удивлением обнаружила, что она мокрая от слез, и тут же пришла в себя.
— Я не заметила, что плачу, — сказала она. — Извините меня, Макс, что я вела себя так глупо.
— Это вы меня извините, я был слишком груб. Ну а теперь давайте поможем Флайту и вытащим его отсюда. Господи, какие только неудобства не согласны претерпеть маньяки от собаководства ради какого-то никому не нужного кусочка картона!
— Мэриан, должно быть, страшно волнуется, — сказала Эмма.
— Мэриан сейчас утешает бесценный друг Доусон в баре, и она, возможно, и не подозревает об этих тривиальных событиях.
— Тривиальных?
— В некотором роде да. Я и сам знал, что завалится именно шатер с овчарками, пока не пошел выяснять. Комитет выставки не видит причин для прекращения деятельности, в барах жизнь бьет ключом, так что, согласно традиции, выставка продолжает свою работу. А теперь постарайся отвлечь внимание нашего приятеля, пока я попытаюсь применить грубую силу.
Эмме показалось, что прошла целая вечность, но наконец собака была свободна. Пес тут же сел и принялся лизать поврежденную переднюю лапу. Рана конечно же открылась, и Макс осторожно ее осмотрел, посетовав, что, поскольку он сейчас не на службе, при нем нет его саквояжа.
— Надо найти дежурного ветеринара и быстренько это заштопать, — сказал он и тут же увидел, что из руки Эммы на собачью подстилку капает кровь.
— Так вы все-таки ранены! — воскликнул он. — Какого черта вы молчали, когда я вас об этом спрашивал? Снова проявляете ненужный героизм, надо полагать, бросились спасать упавших.
— Мне кажется, просто разошлись швы, вот и все, — тихо сказала она. — Не понимаю, отчего вы все время обвиняете меня в проявлении излишнего героизма, мистер Грейнджер. Ведь это вы, а не я, бросились спасать людей.
Невольная улыбка, тронувшая его губы, исчезла, но веселый огонек в глазах не погас.
— Когда вы начинаете называть меня по фамилии, это верный признак вашего неудовольствия, Эмма Пенелопа, — сказал он, приподнимая угол пропитавшейся кровью повязки и заглядывая под нее, — а если вы собираетесь уличать меня в излишнем героизме, то вам бы лучше помолчать. К счастью, там не случилось ничего серьезного — несколько синяков, несколько порезов, небольшой приступ истерии, но могло быть значительно хуже.
— Все и так хуже некуда, — довольно язвительно ответила Эмма, и на минуту в его глазах появилось суровое выражение, и лицо его напряглось.
— Да, — сказал он, вдруг коснувшись пальцем ее лба и разглаживая на нем морщинку, — для вас, когда вы остались здесь одна, это действительно, должно быть, было ужасно. Извините меня, Эмма, если я показался вам слишком бесцеремонным. Мне тоже пришлось поволноваться. А теперь, если вы останетесь здесь с собакой, я пойду разыщу ветеринара и, если удастся, врача. Гроза почти кончилась, и этот край шатра вполне безопасен. Рабочие уже занялись починкой.