От такого прямого намека на пренебрежение своими обязанностями негодование Эммы улетучилось, и она посмотрела на него покорными, полными ужаса глазами.
— Вы же не думаете… вы не можете думать, что Флайту стало хуже оттого, что вас не позвали раньше? Честное слово, мне и в голову не приходило, что что-нибудь не так, — сказала она, и ее голос зазвучал совсем молодо и неуверенно.
— Ему от этого не легче, — резко ответил Макс, но потом добавил, уже мягче: — Тем не менее не корите себя напрасно, естественно, что вы были заняты. Значит, так: вот эти таблетки давайте три раза в день и вот эту капсулу — на ночь. Ему нужен покой и легкая диета, но если поднимется температура, звоните мне немедленно. Инъекция антибиотика должна подействовать, но в любом случае я завтра заеду.
На этот раз осуждения в его голосе не прозвучало, и, уловив намек на поддержку, Эмма почувствовала себя спокойнее и сказала Максу, уже собравшемуся уходить:
— Мэриан, вероятно, захочет переговорить с вами по этому поводу. Может быть, пройдете в дом и присоединитесь к ним?
— Не стоит. Будет жаль нарушить столь тщательно подготовленный тет-а-тет, я слишком ценю свое время, чтобы тратить его на пустые разговоры, — сказал он, и, глядя, как он идет к машине, Эмма почувствовала, как на глаза навернулись слезы досады.
Она устроила Флайта в вольере и теперь размышляла, как получше преподнести Мэриан новость о том, что Флайт может быть не готов к выставке в Чоуде, поскольку Макс отказался остаться и лично высказать свое мнение. Вдруг она увидела, как Мэриан поспешно пересекает лужайку. За ней, более медленно, двигался Доусон. Ну вот, началось, подумала Эмма, но Мэриан, казалось, была скорее удивлена, чем взволнована.
— Фрэнк сказал, Грейнджер недоволен состоянием Флайта, — сказала она, подойдя к Эмме. — Мне не кажется, что он стал чувствовать себя хуже, а тебе, Фрэнк?
— Ваш бесценный мистер Грейнджер, должно быть, изрядный паникер, и, скорее всего, просто готовит почву для серии хорошо оплачиваемых визитов, — сказал Доусон. — К тому же, думаю, он решил воспользоваться возможностью испортить настроение Простушке Пенни, по одному ему известной причине. Пенни, дорогая, у тебя вид очень официальный и осуждающий.
— Думаю, что дело будет нешуточное, если здоровье Флайта ухудшилось из-за моей оплошности, — сказала Эмма и опасливо посмотрела на Мэриан, ожидая ехидного упрека в нерадивости, но то ли Доусон не удосужился передать ей обвинение, выдвинутое Максом, то ли она не придала ему значения, во всяком случае, Мэриан ответила:
— Что за глупости, дорогая! У тебя, конечно, бывают ошибки, но в небрежном отношении к работе тебя никто не может упрекнуть, даже если я и пошумела тогда в Уилчестере, а уж Флайта ты любишь так, что ни о какой небрежности и речи быть не может. Пойдем с нами в дом, выпей что-нибудь. Я хочу услышать твое мнение о суке, которую купил для меня Фрэнк.
Доусон ободряюще подмигнул Эмме, и она пошла с ними, радуясь, что они так уверены в том, что волноваться не о чем, и начиная думать, что замечания Макса были скорее продиктованы причинами личного характера. Надо будет завтра сделать все возможное, чтобы Мэриан присутствовала при осмотре, и, поскольку Доусон к этому времени уже уедет, у Макса не будет никаких причин продолжать оставаться таким грубияном.
Однако облегчение было недолгим, поскольку вечером, разнося собакам еду, она обнаружила, что Флайт стал вялым и отказался есть; к ночи температура у него подскочила, и пес даже не попытался ее приветствовать.
Айрин уже уехала домой, Мэриан с Доусоном тоже куда-то отбыли, лечебница закрылась, поэтому Эмма позвонила в Плоуверс-Фарм, моля Бога, чтобы Макс оказался дома, и, когда он наконец поднял трубку, едва смогла говорить, с трудом сдерживая слезы.
— Я немедленно приеду. Успокойтесь, Эмма Пенелопа, все не так плохо, как кажется, — сказал он, и ей показалось, что это снова тот самый Макс, которого она узнала и помимо воли полюбила. Она заплакала. Но когда Грейнджер приехал десятью минутами позже, глаза ее высохли, Эмма была собранной и четко выполняла все его указания.
— Придется его оперировать. Возможно, повреждение больше, чем мне показалось на первый взгляд, и к тому же может развиться гангрена, если не дренировать рану. Выше нос, Эмма. Ликвидируем источник заражения, и дальше все будет в порядке. Нам, пожалуй, лучше поторопиться.
Он взял собаку на руки, отнес в свою машину и осторожно устроил на заднем сиденье, попросив Эмму сесть рядом с псом, чтобы беречь его лапу от толчков во время их короткого пути.
Эмма выполняла все его указания, стерилизовала инструменты, готовила повязки, а потом наблюдала, как Макс быстро и умело оперирует, и думала, какие у него уверенные руки — уверенные, добрые и такие надежные…
Закончив, он выпрямился и, увидев ее бледное, взволнованное лицо, улыбнулся ей.
— Ну, вот все и кончилось, можете отдохнуть, — сказал он. — Вы были прекрасной ассистенткой, Эмма, спасибо.
Щеки Эммы слегка порозовели от этой похвалы, и ей снова захотелось малодушно расплакаться, чтобы ее поддержали, успокоили и сказали, что ей не в чем винить себя.
— Это на самом деле моя вина, Макс? Я должна была понять, в чем дело, раньше? — спросила Эмма, когда Макс стащил с рук резиновые перчатки, подошел к раковине и принялся мыть руки.
— Нет, — сказал он. — Боюсь, это у меня голова была занята другим. Мне надо было приехать раньше и самому посмотреть. Ну а теперь, пока этот малый спит после наркоза, я налью вам капельку бренди, а потом отвезу вас обоих домой.
Эмма уже была готова к отъезду и ожидала, не понадобится ли ее помощь, чтобы отнести Флайта в машину. Макс вдруг взял ее холодные руки в свои, задумчиво повертел их и, согревая, потер.
— Холодные руки, горячее сердце, — пробормотал он. — Вы когда-нибудь слышали об этом, Эмма Пенелопа?
— Конечно, но вряд ли это правда, — уклончиво ответила она, а он удивленно на нее посмотрел.
— Время покажет, — ответил он в своей обычной манере быстро уходить от малозначительных вопросов. — А теперь, пожалуйста, откройте мне дверь, чтобы я смог перенести нашего пациента в машину. Сперва устроим на ночлег его, а потом и вас.
Однако, когда Флайта уложили в вольере и накрыли одеялом, в ответ на предложение Макса проводить ее в дом Эмма упрямо заявила, что у нее есть свое мнение относительно того, как ей расположиться на ночлег.
— Никуда я не пойду! — сказала она, снова становясь самой собой. — Я лягу спать на собачьей кухне, чтобы быть рядом с ним. Вдруг он проснется после наркоза, начнет искать меня и порвет швы.
— Хорошо, но сначала я хочу удостовериться, что вам есть где спать, — сказал Макс. Он сам устроил ей постель, постелил одеяла и даже раздобыл где-то грелку и вскипятил чайник воды.
— До чего же вы непредсказуемый человек, — сказала Эмма, с удивлением следя за его манипуляциями. — Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, — то вы меня третируете, то вдруг становитесь излишне предупредительным.
— Отчего же излишне?
— Оттого что так оно и есть. Мне, при моей работе, может быть, и приходится время от времени мириться с проявлениями внимания разного рода, но заботиться о себе я привыкла сама.
Он налил в грелку воды, а потом вдруг резко шлепнул по ней, отчего грелка издала булькающий звук. Положил грелку под одеяло, повернулся и взял девушку за плечи.
— Если вы намекаете на мое поведение по дороге из Уилчестера, то, может быть, вспомните, что никаких других проявлений внимания не было. Впрочем, возможно, именно это вас и разочаровало. — Это было сказано так резко, что она сжалась у него в руках.
— Извините, — пробормотала она. — Я не хотела сказать…
— Не хотели? А по-моему, именно этого вы и хотели. Что бы вы ни думали о моих намерениях, я вовсе не хочу, чтобы меня ставили в один ряд с Доусоном, а возможно, и прочими волокитами из числа ваших знакомых.
— Ну, знаете! — выдохнула она, с трудом удержавшись от резкого ответа, который уже готов был слететь у нее с языка, но он еще больше смутил девушку, отпустив ее плечи и сказав совершенно нормальным тоном: