Я все более не уверен, что она вернется. Сижу в кресле в гостиной. В том самом кресле, что она купила в салоне современной мебели и которое по цене почти не уступает стоимости автомобиля. В нем невозможно сидеть. Записка Лены у меня в руках. Звоню Габи.
– Ты где сегодня ужинаешь?
– Я приглашен к Вику с Сарой, пойдешь?
– Нет, мне надо работать.
– Ну и дурак. Сара была бы счастлива повидать тебя.
Я выжидаю несколько секунд и спрашиваю с деланным равнодушием:
– Да, кстати, ты не видел Лену?
– Вчера мы с ней выпили по чашечке кофе.
– Она тебе ничего не сказала?
– Нет, а что?
У меня комок в горле, но я выплевываю эти слова:
– Она ушла.
Что ж, я проиграл войну, которую вел со всем миром. Это признание будто прорывает перегородку. Крупные слезы катятся по щекам.
– Давно? – спрашивает Габи.
– Сто двадцать часов назад, – произношу между рыданиями.
Слезы стекают у меня по носу и падают на стопку чистых листов. Первый лист уже промок. Мой письменный стол похож на аквадром для грустных блох. Достаю ручку и начинаю письмо Лене. Черные чернила смешиваются со слезами. Довольно грязно, однако это должно ее впечатлить. Так и не знаю, где она. Я обзвонил ее подруг, они тоже не в курсе. Я не решаюсь позвонить ее родителям.
Моя милая, моя любовь, моя рана. Пишу со слезами в сердце. Тебе это покажется смешным, но это так. Я поставил диск Чета, которого ты так любишь. Твои нежные губы. Мне так не хватает тебя. Ты мне просто физически необходима, я не знаю, как сказать иначе. Вернись.
Результат не так уж и плох. Я начинаю то же письмо на чистом листке, на который затем капаю минеральной водой. Матильда меня понимает. Ей тоже досталось от Эмиля. Это нас сближает.
– Иди пройдись, – кажется, говорит она. – Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, и все-таки не оставайся взаперти. Иди развейся.
– Я не хочу никого видеть, – брюзжу в ответ.
Уже не отдаю себе отчета, что на самом деле разговариваю с ней. И лишь потом, в машине, я опомнился.
– Черт! Ты начинаешь разговаривать сам с собой. Это уже опасно.
Сотэ из телятины с оливками совсем невкусное, да я и не голоден. Габи удивился, увидев меня. Сара встретила широкой улыбкой. Вик тоже. Они, конечно, почувствовали, что я не в форме, но никак не отреагировали. Когда я пришел, Лео как раз укладывался спать.
– Вы его рано укладываете.
– В восемь часов ежедневно. Мы любим развлечься вечерами.
Вик работает ассистентом по видеотехнике на факультете, играет на гитаре в рок-группе. Они репетируют каждую субботу в подвале, стены которого обиты картоном из-под яиц. Группа «Черные демоны». Вик – добряк, но немного зануда, особенно когда излагает свою музыкальную науку или начинает воспитывать сына.
– Лео, надень башмаки. Лео, сделай гули-гули, покажи дяде Габи, как ты делаешь гули-гули. Когда он вырастет, он будет гитаристом, так ведь? Как Мэрфи Гудрейк. Да, кстати, я нашел потрясающую вещь. Его импровизация с Бенни Свитменом и Клаусом Скривером. Потрясно! Итак, Лео, уже пора. В постель! Сара, выключай свет, даже если он заноет. Черт, нельзя спускать ему все капризы, иначе мы не выйдем больше. Что ты пьешь, писатель?
– Воду, спасибо.
– Сара, когда пойдешь от Лео, захвати соску для писателя.
Сара – моя старая приятельница. Мы вместе ходили в лицей. Еще до Вика и Лены. Она учительница, подрабатывает в журнале по искусству. Она немного раздалась после рождения Лео. Особенно шея и бедра. Мне кажется, Сара любит меня. Она считает меня сильным, независимым, уверенным в себе. Хотел бы ей сказать, что она ошибается.
– Возьми немного бананового шербета или киви.
– Нет, спасибо.
– Может, кусочек пирога?
– Нет, отдай мою часть Габи.
Габи – настоящий хомяк. Он обожает делать запасы из еды. Его любимые слова: «чуть-чуть».
– Еще стаканчик вина?
– Чуть-чуть, спасибо.
– Кусочек пирога?
– Половинку, спасибо.
Под свои «чуть-чуть» он приканчивает все блюда.
Около полуночи Виктор удаляется с заговорщическим видом.
Габи листает телевизионную программу, пожирая печенье. Сара совсем близко от меня. Разглядываю ее ножку – босую, белую. С маленькими накрашенными ногтями. Голубыми. Сверкающими. Ее глаза – два черных блика. Пристально смотрит на меня. Я глажу ногой ее босую ногу.