Несколько секунд я в замешательстве. Голос на автоответчике. Бриджит Салина! Книга о Матильде! Как она может? Она и так уже написала две штуковины. Маленькие удачи. Не роман – так, журналистские эссе. Написанные быстро, без всяких раздумий и страданий при содействии какого-нибудь полицейского или адвоката. Место этой писанине на дешевой распродаже в супермаркете. Две фекалии. Что может понять эта засранка в беде Матильды? В ее преступлении? Ты слышишь, Матильда? Сделай что-нибудь! Уничтожь ее! Нет, я сам буду действовать. Я раздавлю Бриджит, я обещаю тебе это. Когда она прочтет мою книгу, с ней случится истерика. Вне себя от зависти она будет кричать:
– Как этот тип смог так здорово написать?
Она так и скажет: «Здорово». Она будет топать ногами. Она причинит себе боль. Ее нога разобьется как переспелый гранат. Бриджит окажется в больнице и будет проклинать меня. Она будет так меня проклинать, что получит сердечный удар. Врачи запретят ей ходить. Остаток своих дней она проведет в кресле-каталке и умрет, не дожив до шестидесяти.
Ее книга, может, разойдется и лучше моей, но время все расставит по своим местам.
Нет, мне плевать на время. Я задушу Бриджит собственными руками. Матильда, помоги мне. Писать. Быстро. С чего начать? С даты рождения? С биографии? Хорошая мысль. Я беру свою прекрасную перьевую ручку. Я должен спрятаться. Где? В туалете. Быстро. Быстро писать. Усаживаюсь на унитаз. Жду, чтобы меня посетила удачная мысль. Ничего. Ничего.
Ничего.
XV
Я спокоен, хотя тревога и не покидает меня. Мне все еще не верится, что она исчезла. Что-нибудь готовит исподтишка. Живот меня больше не тревожит. Только немного урчит.
– Эй, Матильда, слышишь меня? Это я. Меня поджидает Марсель Трибу. Три архивных ящика посвящены ему. Читаю: «Отставной сержант ищет серьезную даму для встречи по взаимному согласию». Это объявление появляется в бесплатном еженедельнике в апреле 1977. Матильда отвечает: «Я – вдова, мне 62 года, одиночество тяготит меня». Для него она красит волосы под седину, добавляет себе лишние 15 лет, меняет имя. Теперь она Николь, преподаватель философии, на пенсии. После его смерти, которая последовала через три недели после их бракосочетания, Матильда наследует восемьдесят тысяч франков и дом с большим садом. Диктую: «Фальшивое завещание, сфабрикованное Матильдой. Жименез утверждает, что и брак был организован Матильдой с подставным лицом втайне от Трибу».
Диктую:
«Через пять лет после фальшивого бракосочетания незадолго до ее ареста неожиданно умирает один из пациентов ближайшего приюта для престарелых. Подставное лицо, думают полицейские. 2 июня 1987 года Жименез предъявляет Матильде обвинение в убийстве Марселя Трибу. Матильда, вероятно, отравила Марселя дигиталином, сердечным стимулятором, который она приобрела по фальшивому рецепту за девять дней до его смерти. Услышав это обвинение, она заявляет:
Протокол А324: «С чего вы взяли, что я его убила? Безумие говорить так. Чудовищно обвинять меня в этом. Такой милый человек. Преступно думать, что я убила этого невинного. Черт знает что!»
На третий день, что-то около восьми часов, ко мне врывается Шанталь с двумя гамбургерами и бутылкой рома. Она возвращается из косметического салона:
– У тебя здесь пахнет берлогой, – говорит она, протягивая мне бутылку. – Держи, это тебя немного взбодрит.
Она – мое счастье, радость жизни, моя пуповина, единственное человеческое существо, которое может вытянуть меня из западни Матильды. Она – мое возвращение на землю. В две минуты я поглощаю гамбургеры.
– Не так быстро, – говорит Шанталь, – подавишься.
Мы пьем залпом из стаканчиков для горчицы. Шанталь пристроилась в коридоре и удовлетворенно прослушивает послания на автоответчике. Из своего угла я рассматриваю ее. Она посвежела, помолодела. Внезапно мне приходит в голову мысль:
– Шанталь, давай поиграем в допрос.
Ее глаза блестят. Ставлю стул напротив и прошу ее сесть.
– Ты будешь Матильда, а я – Жименез. О'кей? Итак, сцены от 652-й до 695-й. Смерть Марселя Трибу.
Даю ей документ. Примерно через час мы окончательно готовы. Шанталь округляет насмешливые глаза. Я – Жименез, дергаю себя за воображаемые подтяжки. Матильда напротив, среди своих адвокатов. На самом деле это стулья со стопками документов и со старыми шляпами Куртеманша сверху. Шанталь будет также изображать секретаря суда и адвоката, если потребуется. Я погружаюсь в кресло и уже не рассматриваю портрет Матильды, а допрашиваю Шанталь. Она поправляет блузку. Отнюдь не потрясающее сходство.