– Я не хочу, папа!
– Выходи сейчас же, или я сломаю дверь…
Вступает мать:
– Послушайся отца, иди посмотри на бабушку.
– Мама, я боюсь.
– Малыш, не серди отца. Ты знаешь, чем это кончится?
Плевать мне на их оплеухи. Я так и стою, прижавшись ухом к двери. Слышу, как они разговаривают. Стариковские истории, деньги, кюре, похоронные заботы. А затем – тишина. Выхожу, хочу убежать наверх, но отец хватает меня за руку. Он тащит меня в спальню.
– Папа, нет!
Я не плачу. Мы одни в комнате. Он, ты и я. Несет меня к гробу. Он не сделал бы этого, если бы мать была рядом. Опускает мою голову к тебе. Я должен тебя поцеловать, пока не закрыли гроб.
– Так она попадет прямо в рай, – говорит отец.
Ты понимаешь, я очень хочу, чтобы ты попала прямо в рай, но я не хочу целовать. Я зажмуривал глаза, сжимал губы. Отец кричал. А потом я увидел тебя совсем близко. И я плюнул. Он подумал, что я поцеловал. Но мы-то знаем, что я плюнул. Он не должен был принуждать меня, бабуля. У тебя было худое желтое лицо. Они сняли с тебя твой платок, чтобы было представительней, убрали твой серый передник и боты с круглыми носками.
Я ходил с отцом в госпиталь, чтобы опознать твое тело… Я не узнал тебя, бабуля. Санитарка в очках и белых сабо открыла дверь холодильника. Вытянули носилки, и ты появилась, головой вперед. Они привязали челюсть полотенцем.
– Иначе она падает, – объяснила санитарка в очках.
Ты была такая худая. От тебя шел пар из-за разницы температур. Это было летом.
Я плачу:
– Не сердись, бабушка, я был маленьким. Она не слышит меня.
– Я смотрю, у тебя хорошая квартира. У тебя нет жены? – спрашивает бабушка.
– Нет, она ушла.
– Ты пишешь книгу?
– Да, пытаюсь.
– Ты не видел деда? Я не видела его уже лет десять.
– Нет.
Последний раз я видел своего деда в морге госпиталя Сен-Барнабе. Впервые я видел труп после похорон бабушки. Я хотел прикоснуться к нему. Его звали Луиджи. Я никого не любил так, как его. Это был весельчак, лучший из людей. По воскресеньям он пел итальянские мелодии. Он очень любил аккордеон и граппу. И часто говорил, что граппа ему прочищает артерии. Это было шесть лет назад, я был в то время как ребенок. Рак печени. В тот день палило солнце. Сестра дала мне ключ от морга. Впервые я прикасался к смерти руками. Я осторожно провел указательным пальцем по щеке. Как будто хотел вытереть слезу. Я лишь слегка коснулся. Не смел прикоснуться по-настоящему и тут же отдернул руку. Лицо было холодное и твердое, как из мрамора. Я выскочил на улицу. Примерно час сидел, не шевелясь, на скамейке. Солнце палило сверху, а я так и не мог согреться. Мне было холодно. Так холодно, как будто палец передал мне весь холод.
Слышу музыку. Аккордеон.
– Это, наверное, он, – говорит бабушка.
Смеясь, входит он, в своих старых коричневых вельветовых брюках, с транзистором, со сложенной газетой, в клеенчатой кепке:
– Привет, малыш, все возишься со своими бумагами?
– Да, деда.
– Ты был не совсем в форме, когда мы виделись в последний раз.
– Да и ты тоже.
Он подхватывает бабушку под руку, и они начинают танцевать. Он говорит мне:
– Кончай работать, пойдем с нами.
Бабушка не желает больше танцевать, она говорит:
– Перестань, Луи, будь посерьезней. Надо поговорить с малышом.
Сейчас они на танцевальной площадке в каком-то праздничном зале. Вдоль стен выстроены девицы. Толстухи с огромными грудями, выпирающими из-под блузок. Танцует еще пара. Женщина прячется за руку мужчины. Я его знаю. Это Этьен, женщина называет его Эмиль. Она смеется и жестом приглашает меня последовать за ними. Дедушка с бабушкой тоже зовут меня. Точно таким жестом, когда я учился ходить:
– Иди, иди, поднимайся.
Женщина выглядывает из-за плеча Этьена. Матильда. Этьен говорит:
– А сейчас меняем кавалеров. Здесь есть одна женщина. Иди, потанцуй с ней. Она ничего. Бросай книгу.
Матильда протягивает мне свои белые руки. Я сопротивляюсь, но музыка увлекает меня. Поднимаюсь. Бегу к ней, перебирая маленькими детскими ножками.
Прихожу в себя на полу. Кричу.
Стул в кабинете опрокинут. Я упал на пораненную руку. Ищу Матильду, деда и остальных. Никого. Только тип, растянувшийся во весь рост на полу кабинета. Посреди разбросанных протоколов. В ногах полупустая бутылка сливянки. Слышу, как стучат в дверь. Спрашиваю себя, во сне это или наяву. Плетусь к двери, открываю. Мадам Безар – бигуди, озабоченное лицо. Готов расцеловать ее от радости.
– Как дела? Я слышала, вы кричали. Я подумала, у вас опять драка.
– Все в порядке. Я просто ударился рукой, падая с кресла.
Демонстрирую ей свою руку. Кажется, снова повредил запястье.