– Я ему там такие локаторы нарисовала, шедевр зодчества! Полдня ушло лишь на них, между прочим!
Ника со Шпротом громко заржали. Кора могла понять причину такого веселья. Главным украшением головы будущего Пикассо были уши – огромные, торчащие под прямым углом и вспыхивающие в свете солнца, точно два экзотических светильника.
– Смейтесь-смейтесь, – ничуть не обиделся тот. – В искусстве лучше всего запоминается несовершенство. Потом не умоляйте упомянуть вас в моей автобиографии!
В вот такие моменты казалось, что жизнь налаживается. Коре даже приходила осторожная мысль – может, остаться?
И не потребуется заново искать работу, уезжать от матери. Бросать новое хобби, наконец. С каждым днем у нее получалось все лучше. Даже придирчивый Вовка хвалил ее наброски, скупо отмечая, что над ракурсами еще стоит поработать.
А потом произошло событие, которое Кора с дрожью вспоминала еще долгие годы.
Она возвращалась в общежитие поздно вечером. На часах было около двенадцати, в это время центральная улица становилась почти безлюдной. Кора задержалась в гостях у сестер, где они смотрели комедийный ужастик с актером, похожим на Тима. Ника все время хихикала и косилась на нее с любопытством. Так, словно желала на чем-то подловить.
Теперь же Кора ругала себя за опрометчивость. Ну зачем, зачем нужно было отказываться от предложения проводить ее до дома? Дурацкая самостоятельность!
Она быстро шла по тротуару, слушая, как пустота разносит ее шаги на многие сотни метров. Нет, все же Чеховск не похож Санкт-Петербург. Там даже поздней ночью работают магазины, а по дорогам ездят цветные трамваи вперемешку с автомобилями.
Здесь же витрины пялились на нее пустыми стеклянными глазами, впитывая силуэт девушки в коротких шортах и футболке с драконом. Кора специально переоделась для ночи кино. Ее обыденные наряды не особо позволяли расслабиться на диване вечерком.
Показался обшарпанный бок общаги. Его монументальный невыразительный силуэт вызывал у Коры неприязнь. С недавних пор она стала наделять здание отдельной и весьма скверной личностью. Словно больной старик, оно отравляло жизнь тем, кто был невольным свидетелем его слабости.
Как глупо – думать, что дом тебя ненавидит.
Но Кора думала. И черное небо без единого огонька не давало ей посмеяться над своими страхами. Все вокруг лишь подчеркивало враждебность общежития № 37. Выгодно оттеняло ее. Внезапно Кора поняла, что ребятам определенно захотелось бы запечатлеть его, будь они сейчас рядом.
Она вытащила из сумки широкий нелинованный блокнот. Грубыми штрихами стала переносить мрачный образ на бумагу, стоя в свете одинокого фонаря. Это было нездоровым порывом, но Коре казалось, что таким образом она сможет законсервировать собственные страхи. Запереть их в ограниченном бумажном мире.
Закончив с наброском, она забежала внутрь. Никто не встречал посетителей у входа, но самое худшее – перегорела единственная лампочка, освещавшая коридор и лестницу, ведущую наверх. Пришлось ступать вслепую.
Коре казалось, что она зашла в негативную фотографию. Все было угольно-черным, кроме линий дверей и полосок на ступенях лестницы. «Фосфор», догадалась Кора с радостью. Это было мудрым решением, особенно если свет вырубался часто. Она шла намного дольше, чем положено, но, возможно, темнота искажала пространство так же, как она делала это со временем. Деревянные перила под ладонью дарили уверенность.
На втором этаже стало заметно холоднее. Кора пошарила рукой в том месте, где был переключатель. Пальцы вхолостую дернули рычажок. Свет не загорелся.
Тогда она полезла за телефоном. Внезапно вспомнился ночной кошмар о рыбе с гниющим глазом – и Кору снова пронзило нелогичное, но совершенно естественное чувство тревоги.
Она была взрослой. Зарабатывала себе на жизнь сама. И все равно краем подсознания верила, что на свет может прийти существо из сна. Проплыть по коридору, задевая стены, и червивые губы раздвинутся в приветственной улыбке – а за ними будет что-то пострашнее бесчисленных иголок зубов.
Кора замерла, быстро дыша носом. Сердце тяжелым камнем билось о ребра, будто кто-то из злого умысла вшил его туда заместо обычного.
Наступил момент, знакомый всем с детства – когда страх сжимает нутро, и ты стоишь, неподвижный, будто статуя, надеясь, что приступ паники сойдет на нет. Или что чудовище в темноте не заметит, что ты у него на пути.
Ну кто-нибудь, пожалуйста! Она закусила губу, ненавидя себя за эту слабость.
Пусть это будет соседка-кошатница или курящий мужчина с трескучим как петарда голосом. Откройте дверь, спросите, почему она торчит тут вместо того, чтобы идти в свою комнату. Пусть даже спасителем окажется воришка Гвидо. Эй… Хоть кто-нибудь…