Паука почему-то преследовало неуловимое чувство растяжения времени. Ему казалось, что прошло полчаса, на самом же деле десять минут. Еще ему казалось, что это будет продолжаться вечность, и аплодисменты ведущему, и плоские шутки местной команды КВН, и песенка Тимоти на синтезаторе в стиле группы "Руки вверх", и пиво в бокале тоже никогда не закончится. А потом свет окончательно померк, двухметровые динамики взревели, исторгая электронный бит. Пауку даже показалось, что он не дышит. Друзья опустошили первую бутылку портвейна, затем каждый отправился по своим делам. "Пойдем!" — тянут его за френч, он поднимается и идет.
Паука окружал пульсирующий дискотечный сумрак. Паук признался себе, что ходил на дискотеки исключительно ради того, чтобы напиться. Паук был чемпионом по литрболу, обычно через час после старта он первым отрубался и первым после откачки бежал блевать в туалет. А потом снова пил. Теоретически напиться можно везде, и я как-то спросил его, почему именно на танцполах, на что он ответил: атмосфера способствует. Всем по барабану, кто ты и что ты, все отрываются, понимаешь, никто не обращает на тебя внимания. Свобода творчества!
Паук не умел танцевать, ничего не понимал в хаусе, трансе и рэйве. Он просто прыгал, стараясь не налететь на движущиеся рядом тела.
Торжественная речь — на помост пригласили декана. Факультет ждет блестящее будущее. Ура! Оглушительные аплодисменты.
Потом ведущий устроил викторину. Разыграл билеты на драму с Ричардом Гиром в главной роли.
Потом дали второй залп дискотечных хитов.
Потом был показ мод: девчонки в кожаных одеждах дефилировали по сцене, им свистели подвыпившие.
Потом чуть не разразилась драка из-за разбитой рюмки. Еле разняли.
Потом музыка почему-то остановилась и Маринка с воплями отправилась разрешать ситуацию.
Потом Паук затрудняется описывать последовательность событий: вроде бы приехала С., он потанцевал с ней, пропустили по 50 г. коньяку, послушал ее душещипательную историю про поездку в Самару и как она вчера сломала ноготь, вот, полюбуйся. Да, ужасно. Вован отключился где-то между часом и двумя ночи, чего и следовало ожидать. Правда, он никому не мешал, тихо спал себе за столиком с потушенным окурком в руке. Паук старался подолгу не сидеть на одном месте, курсировал от бара к туалету, от туалета к курилке, от курилки в зал, от зала к танцполу. Время шло. Самые ответственные уехали. Самые безбашенные только разгонялись. Паук выпивал, курил, танцевал, болтал о всякой ерунде. Перед ним с невероятной скоростью мелькали лица, его тянула одновременно сразу в несколько сторон. Он признался себе, что возможно, стремится получить от вечеринки максимум удовольствия, и поэтому слишком торопится. Понемногу здесь, понемногу там; в общем, Паук понял, что, пожалуй, хватит. В какой-то момент его подкосило. Его замутило, происходящее превратилось в месиво звуков, цветов и запахов. Он приземлился на диванчик, за свой столик. Наступил критический момент.
— Что-то мне…хреново… — прошептал он кому-то, лица не было видно.
— Иди освежись.
— Нее, еще не так пл…плохо.
— Подыши, может, полегчает.
И Паук принялся старательно дышать, наблюдая раскрасневшимися от дыма глазами за происходящим. В голову лезла всякая дурь. Общая теория относительности Эйнштейна…. Санчес прыгнул на столик, принялся раздеваться, свет прожектора упал на него, зал захлопал. "Давай, мужик!" — кричали студенты. Санчес остался в одних трусах, он и их хотел стащить, но Паук и В. вовремя спихнули стриптизера вниз. Народ подустал, на танцполе остались дергаться самые выносливые. Одна из первокурсниц танцевала, причем неплохо, вместе со своей тенью на стене, это было похоже на тщательно отрепетированный ритуал перед жертвоприношением. Каждое движение отточено, словно наделенное неким смыслом. Язык тела. Паук не знал, что она говорила окружающим своим танцем, но видимо, нечто важное. Опять дурь. Лучше покурить. Как часто мы стараемся различить смысл там, где его на самом то деле нет. Это называется самообманом. А там, где он есть, мы его не видим. Сказал кто-то слово, а мы не придаем ему значения. Вдруг это слово могло что-то изменить в нашей жизни? Паук почувствовал печаль. Ну, допился.
— Чего грустим? — садится С.