— О чем? — спросил Паук.
— Ага, в этом вся суть! — рохлик даже вскочил с табуретки, — Этот роман очень сложен по содержанию. Он большой и многомерный. Я посвятил ему свои лучшие годы. Раньше занимался всякой мелкой ерундой — ну, знаешь, статейки, рассказики, повести для имбицилов, эротические ноктюрны. Потом я понял ничтожность этого копошения и решил создать нечто иное. Вернее, что-то сказало мне: ты должен это сделать, это — смысл твоей жизни. Целый год я не делал ничего, еще пять лет я готовился. Признаться, я не работал, потому что работа мешала мне сосредоточиться. Меня даже жена из дому выгнала на этой почве.
— А роман…. Он больше, чем "Война и мир"?
— О! Гораздо больше! Сначала читать его просто, — аж захлебывался от возбуждения рохлик, — но с каждой новой главой возникает желание отбросить книгу и заняться чем-нибудь получше. Однако тот, кто продолжит чтение….
— Станет блаженным! — заорал Петр, — Не слушай его, он тебе наплетет басен с три короба. И в карты с ним ни за что не играй — он жульничает.
— Это кто жулит? Это я? На себя посмотри, обмылок! — запищал рохлик.
— Брат, слушай. Не обращай внимания на некоторые неуравновешенные личности. Здесь ты среди нормальных людей, а там за оградой настоящие психи живут. Зуб даю на отсечение, — и Петр закивал.
— Поэтому у него пасть щербатая, — желчно отозвался рохлик.
Петр потянулся через стол и треснул рохлика ложкой по лбу.
— Разве плохо, когда любишь свою работу? — подал голос толстяк, пока те двое выясняли отношения, перебрасываясь остатками еды, — По будним — с девяти до пяти, в субботу — с десяти до двух, воскресенье — выходной. Ну разве плохо? Нет, я долго терпел, и буду жаловаться в Верховный суд. Это НЕ-КОН-СТИ-ТУ-ЦИ-ОННО.
— Зачем тебе такой большой срок для написания книги? — спрашивает Паук, когда перебранка между Петром и рохликом стихает.
— Затем, — высокомерно отвечает тот, — что я хочу поместить в него всю человеческую мудрость, все страдания человеческие, всю любовь чел…
— А, заткнись уже! — ревет Петр, вращая зрачками. Вид у него совершенно невменяемый.
— Но это же сизифов труд… — пытается продолжить дискуссию Паук.
— Ничего подобного!
— Брат, плюнь ты на убогого. Человек, отрицающий наслаждение своей жизнью ради эфемерного желания дистиллировать ее в книге, заслуживает сострадания. Вместо того, чтобы наслаждаться ею, он как червь в навозе, ковыряется в людском общежитии. Да он самый обычный графоман.
Тут бы начаться драке и кулаки были занесены, и глаза горели идейной ненавистью, да, как назло, рядом возникло несколько одноликих сестер со шпарящими электричеством дубинками. Дуэль решили отложить и разошлись с хрупким перемирием кто куда.
Через динамик объявили, что отбой в три. Значит, остается час с мелочью, отметил про себя Паук, высматривая среди выходящих Вадика. Когда он уже решил, что его друг не появится, Вадик вприпрыжку выскочил на тротуар и почти бегом направился к нему. Дернул за кофту и потащил за собой. Паук решил, что это элемент конспирации и послушно поплелся следом.
— Ну? — спросил Вадик, — Что новенького?
— Уфф, — Паук утер пот со лба, — Даже не знаю, с чего начать. Хочется успеть все.
— Не успеешь, сколько бы ни пытался. Мы всегда хотим успеть все на свете, но в конечном счете не можем сделать и малой части того, что запланировано. Даже отъявленный трудоголик когда-нибудь устает и чего-нибудь не успевает.
— Хорошая жизненная позиция, — решил Паук, — Удобно. И совесть на месте. Я просмотрел записи. Судя по вчерашним заметкам, можно сказать, что у меня был срыв. Вчера я написал, что сегодня это кончится. В воскресенье, на седьмой день. Еще я посоветовал себе никому не доверять. Это….
— Это разумно.
— Да, но у меня есть кое-какие вопросы.
— Конечно, у тебя есть вопросы. Но мне кажется, ты итак достаточно знаешь.
Паук натянуто улыбнулся и сорвал листочек с дерева:
— Просто надо уточнить, чтобы картина стала четкой.
Вадик предложил сыграть партию в шахматы, вот почему он задержался — сжимал под мышкой доску с фигурами. Они разложили шахматы на столе в круглой беседке, выполненной из переплетающихся крест-накрест досок. Доски были наклонены, и отверстия сквозь которые просачивались солнечные лучи, напоминали ромбы. Перед тем как сделать первый ход белыми, Паук выложил перед парнем горку мятных конфет. Приятно пахло разогретой древесиной. Липа.
— А этот пухлый, он юрист?
— Типа того. Ты не думай, что у нас клуб анонимных алкоголиков. Никто свою подноготную не выкладывает, каждый свое дерьмо держит при себе, — ответил Вадик, двигая вперед коня, — Просто мы размышляем об этом и делимся выводами. Одна голова хорошо, а две — сам знаешь.