При мысли о маме Ксению вновь захлестнула горечь. Вспомнилось, как в десять лет получила выговор, в очередной раз умоляя освободить ее от Аврамыча, как разрыдалась от беспомощности и отчаяния. Мама тогда, строго взглянув на дочь, потребовала объяснений:
- Почему ты хочешь отказаться от его помощи?
- Потому что он не хочет помочь ни мне, ни тебе, мама, - простодушно отозвалась Ксения.
- И что же он хочет?
- Я не знаю, - призналась девушка, тут же поймав на себе торжествующий взгляд маминых глаз. – Но точно знаю, что он хочет чего-то плохого. Неужели ты не видишь, что когда он смотрит тебя, его пальцы превращаются в паутиные лапки? А изо рта вместо слов вылетает липкая паутина, в которой ты запутываешься все сильнее?
Нет, ничего такого Инна не видела. Зато она разглядела в дочери болезненную ревность к ее новому другу, приправленную слишком богатым воображением. А потому то уверяла Ксению в своей любви, то мягко журила за капризы. Но так и не прислушалась к дочкиным словам.
Тщательно помыв посуду, убрав свечи и скатерть в кухонный шкаф, Ксения заварила себе мятный чай, плюхнула в чашку тончайший кружок лимона и поставила на кофейный столик рядом с диваном. Затем достала из-под подушки дневник, уселась посреди подушек и, удобно устроив тетрадь на бедрах, принялась писать.
«После своей смерти мама приходила ко мне почти каждый день и что-то пыталась сказать. Но я, определенно, не хочу ее слушать сейчас, когда уже слишком поздно. Теперь она не может мне ничем помочь. Определенно, ничем!» Пальцы с такой силой надавили на ручку, что в бумаге появился крошечный прокол, как в азбуке слепых. « Порой мне кажется, что маму околдовали, раз она отдала дочь в рабство старому пузану. Иногда я вижу картинки из его головы. Док заполняет какие-то бумаги о моих «неадекватных высказываниях, эмоциональной нестабильности» и прочих признаках шизофрении. Он рассуждает о наличии у меня «рекурентной шизофрении», но опасается, что она «примет приступообразно-реградиентное течение». Эти картинки без подписи и даты, черт бы их побрал! могут означать как его мысли, так и его поступки. Мне не понятно, идет ли речь о прошлом, настоящем или о том, что никогда не сбудется. При мысли о доке, мне становится плохо. Определенно, плохо. Этот подлец пойдет на все, лишь бы заполучить меня с моим проклятым «даром». Стоит ему доказать мое безумие, как меня признают недееспосбной и я навсегда окажусь в его власти. Тогда мое совершеннолетие ничего не изменит.
А еще ему кажется, что я все сильнее становлюсь похожей на маму. Порой у него на кушетке я чувствую себя очередной Мухой Цокотухой, к которой тянутся жадные паучьи лапки. К счастью, мой макияж в стиле зомби отпугивает его лучше, чем мазь от укусов комаров. Если же он привыкнет к моему виду, придется пойти в магазин розыгрышей и добавить к моему облику духи-вонючки.
Сегодня мне приснился брат. Семен погладил меня по плечу и обещал обо мне позаботиться. «Скоро к тебе придет мой посланник. Не гони его, сестренка. Вы нужны друг другу!» Когда я проснулась, лицо было мокрым от слез. Во сне я не успела ответить, что не нужен мне никакой посланник! Мне нужен брат! Определенно, только брат!
Пол дня безрезультатно пыталась дозвониться до Кости. Он дал мой телефонный номер тому парню с похорон. Как он посмел? Впрочем после маминого предательства я уже ничему не удивляюсь. Проблема в том, что с тех пор, как Костя с Семой помогли мне с продажей лишней мебели, он знает и мой адрес. Пусть только попробует дать его кому-нибудь без моего разрешения!»
Услышав неожиданный стук, Ксения быстро сунула дневник под цветастую, потертую подушку и бесшумно, на цыпочках подбежала к двери. Посмотрела в глазок и в ужасе отпрянула. На лестничном пролете стоял Паук.
Стук в дверь не прекращался, из деликатного «открой, пожалуйста» превратился в требовательный «открой сейчас же!» Ксения забилась в угол и так сильно прижалась к стене, словно желала в ней раствориться под громкое, хаотичное биение сердца. До ушей долетел четкий властный голос:
- Ксения, у меня как твоего попечителя есть право доступа в твою квартиру. Либо откроешь ты, либо я войду сам.
Паук все-таки докинул свое паутину. Сделав несколько вздохов и выдохов, дрожащей рукой, приоткрыла дверь, загородив проход. Пытаясь придать голосу оттенок непринужденной уверенности, Ксения буркнула: