— Я же плебей, Эмма… Ты забыла? — ласково поинтересовался у нее Денис.
А потом помахал ей рукой и пошел прочь. А жена осталась стоять в полной растерянности у «Вольво».
Денис, весело насвистывая, добрался до своего пятого этажа, перескакивая сразу через три ступени. Что и говорить, ноги у него длинные. Да и вообще он высокий, крепкий, ясноглазый блондин. Не конфетный мальчик, а настоящий мужчина! Просто Эмма не давала ему вспомнить об этом!
Кстати, надо бы не забыть позвонить Колобку, сказать, что заказ отменяется. Зачем ему временная недееспособность его жены, если он собирается развестись с ней? То есть она собирается, но он не против. Да какая разница, кто и что собирается делать! Главное — не нужен ему ее магазин. Он продаст машину, эту квартиру и переселится в другую, поменьше и похуже, или даже в коммуналку, но зато он поднимет свое дело! А Колобок может получить отступные — в разумных пределах, конечно же. Хотя он и не успел ничего подготовить по этому делу, ведь Денис был у него шесть часов назад, ночью! Или даже пять часов всего прошло, он точно не помнил. И как только он раньше не додумался, что, если дело дошло до того, что он хочет сделать жену недееспособной на некоторое время, значит, вместе жить им незачем? Вероятно, он был слишком пьян и зол на Эмму, когда ездил к Колобку. Отчаяние ставит людей в жуткое положение! Сегодня он бы ни за что не поехал к этому ужасному человеку! Кстати, надо позвонить ему сейчас же, немедленно!
Денис зашел в квартиру и бросился к телефону. На третьей цифре внизу на улице раздался взрыв, а потом страшный грохот, и тут же заверещали машинные сигнализации.
Денис бросил трубку на рычаг и кинулся на балкон. Горела его «Вольво». Вместе с женой, ее совершенными манерами и чемоданом, набитым антиквариатом на много тысяч долларов. Даже на десятки тысяч долларов. Но Денису было наплевать на то, что горит еще, помимо Эммы. Главное — горела она сама. Она мертва! И это было ужасно. Он кричал, громко кричал, звал ее, но она не вышла из машины… Он хотел, чтобы она выскочила оттуда, пусть бы сгорело все серебро к чертям собачьим, но Эмма!
…Он судорожно всхлипнул и отставил от себя бокал колы. Увы, денег у него уже почти не осталось. Но завтра он поедет домой, так что деньги ему здесь не очень-то и нужны. Путевка у него с питанием, так что голодать не будет, с утра позавтракает. А в поезде перекантуется как-нибудь два дня. Конечно, самолетом было бы гораздо лучше, и быстрее, и удобнее, но он сообразил купить билет только три дня назад, когда денег уже хватило лишь на проезд в поезде. Правда, дешевые плацкартные места были раскуплены, оставались верхние полки в купе в фирменном поезде, которые стоили всего в два раза дешевле, чем билет на самолет. Но Денис прикинул, что если он выложит все подчистую, на что же будет пить? А пить было надо. Чтобы забыть. Забыть его визит к Колобку, забыть прощальный взгляд Эммы, непривычно растерянный. Забыть взрыв, полыхающее пламя, ему казалось, что он видит в нем волосы Эммы, такие же яркие, рыжие всполохи. Забыть о том, что в день похорон позвонил сам Колобок, а Денис бросил трубку. Он испугался. Испугался того, что натворил. И что этот человек ЗНАЕТ. Знает, что он хотел сделать… Но ведь он не просил его убивать жену! Он просил нечто другое… И Денис испугался, бросил трубку. Он до жути боялся этого доброго с виду толстяка, который так легко распорядился жизнью его жены. И еще он боялся, что тот цинично заговорит о деньгах, и Денис не выдержит, сорвется, накричит на него, начнет угрожать и сам попадет в список жертв. И еще Денис боялся признаться себе, что он такой трус. Что вместо того, чтобы пойти в милицию и заявить о том, что знает, кто убил его жену, он принял соболезнования от родственников и друзей, прочитал вывод экспертов, а потом просто уехал подальше от двора, в котором все произошло.
Он опустил голову, пытаясь отогнать тот ужас, который преследовал его все эти дни в санатории. Над столом нависла тень. Сердце Дениса екнуло. Вот и Колобок! Долго же он собирался…
Наконец-то представился случай доказать, что никакой он не трус. Он поднял голову с намерением ухмыльнуться в лицо убийце своей жены.
Но тень исчезла. Мимо прошла женщина, которая и заслонила ему свет. Он почувствовал облегчение и разочарование. Еще раз взглянул на женщину, которая села за столик неподалеку и повернулась к нему лицом. Он узнал ее! Это была Лика, перед которой он хотел извиниться, да все не мог встретить ее снова. К тому же он хотел поговорить с ней о том нападении на него. Она же незадолго до этого шла мимо кустов, наверняка видела кого-нибудь. О том, что это могла быть она сама, Денис уже не думал. Такие женщины, как Лика, не станут совершать подобных действий. Она — настоящая красавица, ничуть не хуже Эммы… Денис наконец понял, что привлекло его в Лике с первого же взгляда. Она тоже была совершенна — как и Эмма. И голос показался ему очень похожим на голос Эммы, но на тот голос, который был в самом начале их совместной жизни, без металлического скрежета. Но при всем этом Лика была живой, теплой, а не холодной Эммой. И это его безумно привлекало.
Он закурил, не решаясь подойти, а потом все же подсел к ней. Она уже заказала себе салат, горячее и кусок торта и с удовольствием поглощала пищу. Наверное, она живет не в санатории, потому что после ужина, которым кормили в столовой, не смогла бы проглотить ни кусочка!
— Обожаю, когда женщины едят все подряд, — сказал он, смущаясь. — Не люблю, когда они сидят на диете, берегут фигуру. В человеке все должно быть естественно. Вот ты — очень естественна… Ты не вегетарианка?
Его голос прозвучал хрипло. Денис даже сам удивился, что оказался способен на такую речь. Он и не собирался говорить ничего подобного!
Лика оторвалась от еды и посмотрела на него. А потом поднесла к губам бокал вина и сделала маленький глоток. Но главное — она не вытерла предварительно губы салфеткой, как это делала Эмма и требовала этого от него. Лике было наплевать на хорошие манеры. Получалось, что она тоже плебейка? Значит, у Дениса неплохие шансы… Эта мысль была ему приятна. Тем более что Лика ему очень нравилась.
— Нет, — произнесла она, и Денис почувствовал приятное возбуждение от ее голоса. — Я ем мясо и даже ношу шубы из натурального меха. А еще я могу выпить шампанского прямо из бутылки и употребить ненормативную лексику. Хочешь послушать?
Стоит ли говорить, что Денис был в восторге?
— О… — промямлил ослепленный видом женщины Куропаткин.
Он стоял на пороге домика Анжелы, который та снимала. Дом был небольшой и состоял из трех комнат: кухни-столовой, спальни и гостиной.
Деньги у женщины явно водились. Иначе чем объяснить то, что она сняла этот домик, стоящий неподалеку от моря? Стоил он, наверное, немыслимых денег… Может быть, даже дороже, чем номер в санатории.
Куропаткин вздохнул и прошел внутрь. Мебель была хорошей. Не роскошной, конечно, но и не наборной, вполне приемлемой. Анжела ловко орудовала на кухне и появилась у сервированного в гостиной стола со сковородой, в которой что-то горело.
— Ой, я помогу потушить, — вскочил следователь с кресла, в котором он сидел. В присутствии Анжелы он чувствовал себя чрезвычайно неловким и неуклюжим, поэтому, что бы ни делал и ни говорил, ощущал себя абсолютно не в своей тарелке.
— Не надо тушить, — засмеялась она, ставя сковороду на подставку посреди стола. — Это мясо по-фламандски, его обливают коньяком — для вкуса, и поджигают — для красоты.
— А.-.. И вправду красиво, — выдавил из себя следователь, ругая себя последними словами. Вот дурак, не догадался… Хотя жена, Наташка, в прошлом или позапрошлом году на его день рождения тоже делала что-то подобное, только Анжела приготовила мясо, а Наташка — десерт из бананов, которые тоже обливала то ли водкой, то ли коньяком и поджигала. А теперь Анжела подумает, что он деревенщина. И правильно подумает! Он и есть деревенщина неотесанная, поэтому такие женщины, как она, не для него. И чего он приперся, надо было вызвать ее к себе и допросить по всем правилам…
Куропаткин разозлился на самого себя. Сидит тут, как жених, с коробкой конфет…