- А вот я вырос в монастыре, - с наигранным простодушием признался Гаузен, стараясь завоевать доверие девушки и поддержать разговор.
- Так ты… монах? – с улыбкой поинтересовалась девушка, и Гаузен решил, что нашел с девушкой общую точку соприкосновения.
Но в ее вопросе звучало некоторое недоверие, ведь на монаха Гаузен ну никак не походил. Да иподобное признание накладывало на себя определенные ограничения в общении с девушкой.
- Нет, я там только воспитывался, - сознался Гаузен.
- Что-то незаметно, что ты воспитанный! – едко возразила девушка.
- Вот видишь! – не обиделся юноша. - А ведь я правду сказал. Значит, моей вины тут нет! Это все вина воспитателей! - тут на Гаузена накатила череда воспоминаний о не то чтобы очень счастливом, но точно, куда более безбедном детстве. Но он решил, что лучше о них промолчать.
- Ты что, всегда во всем винишь только окружающих? – возмутилась девушка.
- Что, правильней винить только себя? – парировал Гаузен.
- Хотелось бы мне знать, - немного задумавшись, неожиданно помрачнела Фелиндия и замолчала.
- А могу я звать тебя просто Лин? – попросил Гаузен спустя некоторое время.
- Лин? К чему эта фамильярность? – насторожилась девушка.
- А у меня от «Фелиндия» нос чешется, - нашелся юноша.
- Ты что, носом говоришь? – удивилась девушка.
- Когда я выдыхаю «пфе», то струя воздуха кончик носа щекочет. Как будто табак нюхаю, - пояснил Гаузен.
- У вас мужчин один табак и выпивка на уме, - сердито пожаловалась девушка.
- Да нет же! – не согласился Гаузен. - Мне просто будет приятней звать тебя Лин. Фелиндия – это имя одной из воспитательниц в монастыре, где я рос. Каждый раз, когда я произношу это имя, я морщусь.
- Как от табака? – не упустила момент поддеть Гаузена девушка.
- Ну чего ты привязалась? – обиделся юноша. - Да вообще у меня была только одна вредная привычка, - смущенно произнес Гаузен. - Но я от нее давно избавился!
- Что за привычка? Воровство? – съязвила девушка.
- Да как ты могла подумать?! Помогаешь тут всяким, а тебя за проходимца какого-то держат, - разобиделся Гаузен.
- Ну, тогда, наверное, чего похуже? – не отступала девушка, и Гаузен понял, что если он не расскажет ей всю правду, то она от него не отстанет.
- В детстве я рос в монастыре водного бога Катапака, - начал юноша. - И когда мне сильно хотелось по малой нужде, то зачастую я не бежал во двор к отхожему месту, а пользовался ближайшим источником для омовения рук. Ну, просто подходил вплотную и делал вид, что мою руки. И тут подходит воспитательница Фелиндия, а я уже не могу остановиться и убежать, но делаю вид, что все нормально. А она сразу-то и не разглядела и говорит мне: Молодец, Гаузен, ты мой маленький чистюля, можно и мне на руки полить… А как подошла поближе, так заорала! Я чуть не оглох. Я месяц потом по ночам в кровати, кхм, кошмарами мучился, - спохватился юноша, что наговорил лишнего, но увидел, что девушка впервые за время их встречи смеется во весь голос. Гаузен, несмотря на всю неловкость ситуации, с радостью подумал, что изначальное недоверие между ними тоже осталось в прошлом.
- Наверное, - борясь с последними приступами смеха, предположила девушка, - она тебе до сих пор по ночам является.
- Теперь ты понимаешь, какие чувства у меня от этого имени? – попытался разжалобить Гаузен.
- А по тебе ведь и впрямь не скажешь, что ты любишь умываться, - все еще улыбаясь, заметила собеседница.
- О чем это ты? – насторожился Гаузен.
Девушка показала пальцем на его лицо. Гаузен провел по нему рукой и увидел, что она вся запачкалась. Похоже, что он оброс грязью еще в подземелье, когда рылся в книгах и попал в вихрь, устроенный призраком.
- Надо остановиться и поискать источник или реку, - спохватился юноша.
- Лучше ополоснись из фляжки, - посоветовала девушка.
- Там не осталось воды, - уклончиво ответил Гаузен. Он не хотел, чтобы девушка узнала, что там вино, как у какого-то выпивохи.
- Тоже мне беда, – пожала плечами девушка. - До этого не замечал, и сейчас не обращай внимания.
- Легко тебе говорить! Ты же не запачкалась! – возмутился юноша.
- Ну, может быть, правду люди говорят, что свинья всегда грязь найдет! – отозвалась Фелиндия.
- Я же шел впереди. Можно сказать, защищал тебя от пыли и грязи. Давай найдем ручей! У нас в Велитии бог воды – самый главный бог. Он грязнуль не любит! – продолжал упрашивать Гаузен.
- Мало ли в наше время немытых по миру шляется? А к чистому всегда больше подозрений. Если человек может позволить себе мыло, то у него могут и деньги водиться. А уже это может привлечь внимание разбойников. Уж кто-кто, а бандиты знают: Кто за собой следит, тому есть чего терять, - не переставала поучать Гаузена девушка.
- Ну, по тебе не скажешь, что ты за собой не следишь, - попытался возразить и одновременно сделать комплимент Гаузен.
- Я же девушка, - хмыкнула Фелиндия, пропустив похвалу мимо ушей. - Если будет возможность по пути, то остановимся. Я, конечно, служу другому ордену и не знаю всех ваших обычаев, но думаю, что ваш Катапак не такой сердитый, чтобы карать каждого неумывайку. Да и вообще, куда ты так торопишься? Почему тебе так хочется умыться непременно сейчас?
- Я думал, что ты меня… - начал было юноша, но в смущении замолчал.
- Я тебя что? – обеспокоилась девушка.
- Да так, ничего, - замялся Гаузен, и некоторое время они ехали молча, пока юноша не вспомнил другую свою просьбу:
- Ну, так что? Могу я называть тебя Лин?
- А почему хотя бы не Лина? – предложила девушка.
- Лина – это как-то длинно, - неуверенно возразил Гаузен.
- Ну ладно, можешь звать меня Лин, - согласилась, наконец, девушка. - Тем более, меня в ордене все так зовут.
- Что ж ты раньше упиралась! - прошептал Гаузен, лишний раз подумав о том, как он все-таки мало понимает этих женщин.
- И не надейся, что я буду звать тебя Гонзиком, - добавила девушка.
- Вот уж это я как-нибудь стерплю… А у вас в ордене все такие несговорчивые? - вдруг вырвалось у него.
- Да что ты вообще знаешь об ордене Всемзнания? – вспыхнула девушка.
- Ну, я слышал, что у вас, когда ложатся спать, вместо подушек кладут под голову книги, - предположил юноша.
- Это еще что за ерунда! - возмутилась Лин, но Гаузен не сдавался:
- Да ладно, чего уж тут! Каждый культ – он со своими странностями. Вот в Хаслинии поклоняются огненному богу Шальварку и всю пищу жарят только на огне. А суп готовят, пока кастрюля не выкипит хотя бы на половину, чтобы, как они говорят, вода пропиталась огнем. Ерунда какая-то! Вода и огонь несовместимы! Вот у вас в Альдории все понятно без вопросов. Мне тут рассказывали, будто вы настолько любите чтение, что даже на обед едите жареных книжных червей, - в этот момент девушка прямо задохнулась от возмущения, но это было еще не все, что Гаузен знал об ордене Всемзнания. - А еще я слыхал про одного служителя вашего ордена. Так он был такой жадный, что всю жизнь искал колодец, исполняющий желания. И когда нашел, то ему нужно было бросить туда монетку и загадать желание. Ему пришлось пересилить себя вместе со своей жадностью и выбросить монетку в колодец. Но когда он ее кинул, сил сдерживать свою жадность у него совсем не осталось, и он бросился вниз в колодец за монеткой. А ведь мог бы пожелать себе горы золота!
- Гаузен, тебе никто не говорил, что твой язык похож на лопату? – раздраженно прервала юношу Лин.
- В смысле, этопотому что я острый на язык и каждое мое слово вызывает смех? – наобум ляпнул Гаузен.
- Нет, это все из-за того, что каждым своим словом ты копаешь себе могилу! – рассержено выпалила девушка и обиженно добавила:
- И вообще мы жадные только до знаний. У нас даже поговорка есть - лучше книга в руке, чем монета в кошельке.
Некоторое время они опять ехали молча.
- Чего молчишь? - не выдержал, в конце концов, Гаузен.
- Если отвечать на каждое слово, - все еще сердилась Лин, - то люди бы не замолкали, как птицы в лесу.