В перерывах суеты
Уважаемые читатели!
Прежде всего, хочу объясниться по названию.
«В перерывах суеты» — это не название рассказа, это обозначение того времени, когда я рассказы пишу. Да, так уж устроена моя жизнь, по крайней мере, на сегодняшний день, что сесть за компьютер, отключиться от повседневной, ежечасной суеты удается крайне редко. Но для меня это — радость. Хочется верить, что и вы прочтете мною написанное с интересом.
В сборнике два раздела. «Новые впечатления» — это рассказы, написанные в 2008-2009 годах и ранее не публиковавшиеся. Вторая же часть сборника — «Прежние времена» — это не из истории, это не про старину. Просто эти рассказы уже издавались. Но тираж раскуплен, книги «Мы?? Мы!..» в магазинах нет. Так что, как говорилось раньше: «по многочисленным просьбам трудящихся»...
И, как говорится во все времена, — спасибо за внимание!
Новые впечатления
Выстрел
Информация о покушении на гордость российской классической музыкальной школы Михаила Ивановича Райхельсона появилась в Интернете часа через два после выстрела. Одиночного, с расстояния двадцать-двадцать пять метров. Так сказали журналистам оперативники.
В Склифе сообщили, что угрозы жизни нет. Пуля попала в правое плечо. Идет операция.
Фоторобот нападавшего составили к концу дня. Странный был киллер. Не в черной шапочке, не в спортивном костюме, не атлетического телосложения. Казалось, он даже не особо старался остаться незамеченным. Все свидетели описывали его одинаково. Средних лет, на вид сорок-сорок пять. Кряжистый. Именно так большинство и говорили — «кряжистый». Ну кто-то сказал — «плотный, невысокий». Без головного убора. Волосы темные, с сединой на висках. В руках портфель.
Выстрела, правда, никто не слышал. Так, легкий хлопок. Оперативники предположили, что стрелял с глушителем. Но с глушителем палить за двадцать метров — надо быть или снайпером, или придурком.
И что мешало подойти поближе? Или контрольный выстрел сделать? Странно все как-то. По-дилетантски.
Катя Петрова — любимая ученица Райхельсона, узнав о покушении на маэстро, сначала закричала, а потом упала в обморок. Мама вбежала в комнату на крик, но увидела дочь уже лежащей на полу. Охнула, бросилась к Катюше, встала на колени, обняла голову дочери и застонала.
Это она, она виновата! Зачем она настояла на аборте?! Да, Колю можно понять — он из деревенской семьи, к московским нравам так и не привык. К тому же бывший офицер. Но она-то, она? Зачем она поддержала мужа?
Про Катюшину беременность узнали не от нее самой, подружка выболтала. Поначалу просто растерялись. От кого? Как такое могло случиться? Она же тихоня, домоседка, кроме скрипки, ее вообще ничто не интересует.
Катя плакала, просила оставить ее в покое, мол, сама разберется. От кого залетела, признаваться не желала. Категорически.
На разумный, казалось, вопрос матери: «А он на тебе женится?» — разрыдалась, убежала в ванную и на полчаса заперлась.
А когда вышла, Коля выставил условие: или она скажет, от кого беременная, или пускай сейчас же, немедленно, собирает свои вещи и катится из дома к чертовой матери!
Катюша испугалась. Опять разревелась и обратно шмыгнула в ванную. Еще на полчаса.
А она, мать, о чем она тогда думала? Думала о себе. Как же так получилось, что она, вложившая в дочку всю душу, все материнское тепло и сердце, оказалась ей чужой? Ведь не ей она открылась, что забеременела, не ей рассказала, что уж не девушка. И когда это произошло? С кем?
Из-за двери ванной, сквозь слезы и всхлипывания, раздался голос дочери:
— А если я скажу, ты меня не выгонишь? Вы меня не бросите? Мне страшно!
— Если скажешь — не выгоню! — пообещал Николай.
— Точно?
— Не торгуйся!
— А ты ему ничего не сделаешь?
— Обещаю. Ничего. Кто, говори!
— Михаил Иванович.
— Кто?! — Кира и Николай вскрикнули одновременно. Да любой, только не он. Человек, на которого в доме чуть не молились, человек, которому доверили судьбу дочери!.. Знаменитый скрипач, образцовый семьянин Райхельсон оказался последним мерзавцем.
Кира посмотрела на светящийся экран монитора. И отшатнулась, не выпуская из ладоней головы дочери. С экрана смотрела фотография Райхельсона и над ней строка — «Покушение на всемирно известного скрипача».
К шести часам вечера Райхельсон вышел из наркоза. У кровати сидела жена, зареванная, с опухшим лицом. Рядом с ней старший сын.