Впереди, метрах в трехстах, он увидел девушку, стоящую у края тротуара. Сразу было ясно, что это придорожная шлюха. Глеб никогда не имел дела с проститутками. И не из жадности. Просто он считал унизительным для себя платить за секс. Уже многие годы он мог получить любую женщину. Во всяком случае, он так считал. Да и, правда, отказы случались крайне редко. А может, он покушался только на те объекты, которые, он чувствовал, были доступны?.. Разумеется, он не хотел эту девушку. В том смысле, в каком мужчина хочет женщину. Но ему вдруг остро захотелось почувствовать свое превосходство. Нет, не превосходство. Власть денег. Деньги позволяли ему покупать забавные побрякушки, много путешествовать, понуждать людей ему прислуживать. Сейчас он решил испытать их способность унизить человека.
Глеб включил поворотник и резко пошел вправо...
— Работаешь? — Да.
— А что делаешь?
— Все что хотите. Я хорошо умею.
— И почем?
— Смотря что? Минет — двести. С ласками — триста. Потрахаться — шетсьсот.
Глеб чуть было не спросил — чего: долларов или рублей. Но быстро понял, что о долларах в таких масштабах эта девочка и мечтать не может. Но минет за восемь баксов — это уж чересчур, дешевле, чем в Таиланде.
— А где?
— В машине. Здесь есть пустырь. Недалеко.
— Презервативы у тебя есть?
— Конечно!
— Ладно, садись.
Она села рядом. В руках у нее был мятый пластиковый пакет с каким-то содержимым. Глебу стало интересно, что в нем. Ну ясно, что не доллары. Все-таки не все пластиковые пакеты в России используются для переноски «денег с человеческим лицом».
Какое-то время ехали молча. Потом Глеб подумал, что деликатничать вроде бы нечего. Не для этого он посадил ее в машину.
— А что у тебя в пакете?
— Кошелек, сигареты, салфетки. А что?
Глеб удивился тому, как легко, запросто она ответила. Попробовал бы кто-нибудь спросить его — Глеба, что у него в портфеле. Он бы расценил это как покушение на личную независимость. Хотя что за независимость у этой шлюхи? У женщины, торгующей своим телом, независимости быть не может.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать. А что?
Неожиданно Глебу стало смешно. Его дочери тоже только что исполнилось восемнадцать. Теперь по законам плохого сценария сериала оставалось лишь выяснить, что зовут эту шлюху Ольгой, как и его дочь, раскаяться и «встать на путь истинный». Ни один продюсер такой сценарий не купит, хотя понимает, что миллионы наших «теть Маш» у экранов будут рыдать и всхлипывать. Но эти примитивные зрители не волновали рекламодателей. Наивному зрителю нечем платить за их товар. Вложиться в такой сценарий — выбросить деньги на ветер.
— И давно ты работаешь?
— Сегодня только вышла.
— Нет, я про вообще.
— Уже полгода. А что?
Какое-то время опять ехали молча. Она только иногда подавала голос: «Направо, налево». У нее была неплохая фигура. Вернее, она была плохая — чересчур худая, без груди и, как он успел заметить, пока она садилась в машину, без попы, но, по крайней мере, она не была коровой, что для уличной шлюхи уже немало. А вот лицо какое-то размазанное. Глаза блестели, но отнюдь не блеском восторга и восхищения. Тот блеск ему был хорошо знаком... А здесь — недосып или наркотики. У этой шлюшки причина могла быть и та, и другая. Вот только СПИДа Глебу не хватало. Он никогда в жизни сам не пробовал наркотиков. Естественно, не по идеологическим соображениям. Просто боялся стать зависимым. А свобода, свобода во всех ее проявлениях, была для него ценностью абсолютной. Конечно, Глеб понимал, что никакой реальной свободы у него нет. Вспоминая с неприязнью то время, когда ему пришлось зубрить и конспектировать классиков марксизма-ленинизма, он тем не менее некоторые цитаты оттуда помнил и признавал их справедливость. Ну, например: «нельзя жить в обществе и быть независимым от общества». Правда, он забыл, кто это сказал. То ли Ленин, то ли Плеханов. Да какая разница! Но одно дело зависеть от общества — от тех, кто платит деньги, кто покупает его передачи, и другое — от тех, кому платит он, от мелких чиновников, гаишников и прочей шушеры. Зависеть от продавцов наркотиков он не хотел. В этой стране, где понятие «дефицит» еще несколько десятилетий будет сидеть в сознании большинства населения, привыкать к какому-то товару, даже наркоте, было опасно. Плохое возвращается.