Вслед за тем командиры, наблюдавшие за ходом боя, увидели, как танкисты И. И. Якубовского и М. В. Невжинского с двух сторон прорвались в обход Мело-Клетского. Они шли к высоте 186,7, на ходу стреляя по дзотам.
Командующий фронтом доволен. Дьявольский треугольник высот, как Батов назвал потом место, где застопорилось наступление, к концу дня миновали. Однако темп продвижения ударной группы не удовлетворял командарма. Он позвонил заместителю начальника артиллерии армии З. Т. Бабаскину:
— Бой в глубине показывает, что разведка целей ведется плохо. Исправьте ошибки артиллеристов. Проверьте продвижение орудийных расчетов в боевых порядках пехоты.
Начальнику оперативного отдела подполковнику Ф. Э. Липису Батов дал такое задание:
— Ориентироваться в обстановке на направлении к Ореховскому, в районе высот с отметками выше двухсот. Меня интересует одно: уловить момент, когда можно будет взять из дивизий обе танковые бригады. (Речь шла о танковых бригадах И. И. Якубовского и М. В. Невжинского, которые поддерживали 304-ю и 27-ю гвардейскую дивизии.)
Это уже касалось варианта, который вынашивался, зрел в горячий день, кажется, совсем неподходящий для размышлений «впрок»… Неподходящий… Ничего подобного! Командующий армией не может оправдывать шаблонное руководство, свою недальновидность тем, что сегодня ему некогда, мол, смотреть дальше первой траншеи… Так недолго на первой же траншее и споткнуться…
Дальнейших решительных действий, усиления темпов наступления потребовал от П. И. Батова и командующий фронтом. Уезжая из 65-й армии, К. К. Рокоссовский заметил:
— Противник оказывает неожиданно упорное сопротивление.
Однако Батов не уловил в словах командующего фронтом никакой скидки на непредвиденность. К тому же командующий не забыл добавить:
— Помните, вы отвечаете за левый фланг 21-й армии.
(Упорное сопротивление гитлеровцев позже перестали расценивать, как неожиданное. Оказалось, наше командование пользовалось неточными, сильно преуменьшенными данными о численности и боевой оснащенности группировки Паулюса. Естественно, ошибочность сведений повлекла за собой некоторые неувязки в расчетах. Тем большее восхищение вызывает героизм солдат и тех, кто вел их в бой.)
Когда настало время подвести итоги дня, командарм собрался с мыслями, продумал еще раз все, что касалось только что родившегося плана, чтобы, не откладывая, дать на детальный «раскрой» штабу.
За первый день боев при прорыве обороны части 65-й армии взяли штурмом 23 дзота. 27-я гвардейская дивизия продвинулась на восемь километров, примерно так же шагнула 304-я; И. А. Макаренко от них отстал, но зато его 321-я дивизия вовремя и ощутимо помогла С. П. Меркулову и вместе с 23-й дивизией полковника П. П. Вахрамеева сковала действия 376-й немецкой дивизии и вовлекла в тяжелый бой около полусотни вражеских танков — как раз те силы, которые угрожали флангу 21-й армии И. М. Чистякова.
Что хорошо, то хорошо. Но темп, темп! Ставка, командование фронта требуют его наращивать и наращивать. Да и сам командарм понимает, что стремительность в наступлении все равно что разбег при прыжке — не наберешь скорость при разбеге, далеко не прыгнешь. Вот тут и созрело окончательно то решение, которое вынашивал, руководя действиями армии при прорыве обороны и в первый день наступления: «Собрать в кулак все имеющиеся в распоряжении армии танки, на них и на грузовики посадить пехоту и десантом двинуться вперед по тылам сиротинской группировки немцев, которая мешает на пути; атаковать неожиданно и расчетливо систему вражеских опорных пунктов, нарушить четко продуманную стройность обороны противника и расчистить дорогу своим дивизиям».
Только прежде взвесить все хорошенько, чтобы благой порыв не увел от реальности и не обернулся труднопоправимым промахом. Даже то, что кажется бесспорным, — проверь на самых точных весах — заповедь с первых шагов на военной службе. Взять из наступающих дивизий танки… — не свяжет ли это по рукам и ногам пехоту? Нет, если удастся за ночь сосредоточить на передовой максимум армейских резервов, утром ввести в бой из второго эшелона 252-ю дивизию и, таким образом, не ослабить давление с фронта. Тогда замысел оправдает себя.
«У меня даже был на примете офицер, пригодный для руководства этим делом, — вспоминал позже Батов с присущим ему умением кратко, но исчерпывающе характеризовать командира, — резервный комдив полковник Георгий Иванович Анисимов. Я его знал по службе в мирные дни, знал, что он окончил Академию Генштаба, и был приятно удивлен, когда он появился у нас в Озерках. Смелый, горячий полковник как будто был создан для десантов или рейдов по тылам врага. Не так давно его дивизия участвовала в наступательных боях под Ерзовкой, у Волги, в трудных условиях, без серьезной огневой поддержки продвинулась километра на полтора, понесла потери. Скорое на руку армейское начальство поспешило снять комдива, но Рокоссовский терпеть не мог несправедливого отношения к кадрам, восстановил Анисимова в должности, а так как дивизия ушла на переформирование, прислал полковника в 65-ю в качестве резервного офицера. Георгий Иванович жаждал проявить себя, поскольку все-таки была задета его командирская честь».