Я смог лишь обозначить кивок.
- И когда ты в этом убедишься, я с чистой совестью должен буду поставить ему диагноз ВИЧ? – он приблизился лицом к лицу, нос к носу и спросил вкрадчиво. – Какого хрена, Олежка?
- Я… я… запутался сам уже, - мне и впрямь стало непонятно, какого хрена я затеял этот разговор. – Он всех запутал, я его просто убью!
- Угу, - Док сокрушённо вздохнул, - и притащишь его сюда. И на следующий день снова…
- Не, - мотаю головой, - Буханка одобрила не чаще раза в два дня, да и то – всего декаду. Потерпи до выхода из гипера?
- Тогда ты просто выбросишь парня в пространство, - уфолог насмешливо поднял глаза к потолку, - ну и трагедь! Капец и инопланетяне!
- Да ладно тебе, - примирительно хлопаю его по колену. – Я за ним ещё посмотрю, может, всё будет нормально.
- С какой это радости вдруг станет всё нормально? У нас всё через жопу всегда, а тут из-за Сёмы… – он горько улыбнулся. – Хотя чем чёрт не шутит? Я тоже понаблюдаю… а то жаль парня.
- Вот и договорились, - я шутливо вытер пот со лба, - не мог сразу согласиться?
В коридоре, как вышел от Дока, сразу же связался с Фарой, доложил по всей форме, что живой, иду кататься на лыжах. Она лыжи велела на сегодня отменить, идти в мастерскую пробовать то, что выпарилось из начинки. Ещё лучше, не смел и надеяться – неспешной рысью двинул к ней, и жизнь моя наконец-то обрела смысл. У меня словно выросли крылья, причём, не только от предстоящего общения с Фарой. С момента возвращения сознания… вернее, с мгновенья воскрешения в капсуле регенерации во мне крепло не осознаваемое до поры ощущение, что жизнь с каждым шагом наполняется смыслом. Наверное, это оттого, что впервые в космосе события стали развиваться, как им и положено было по канону – по любимой с детства космической фантастике. Я, как нормальный герой, погиб от злодейского произвола, меня спасли нормальные инопланетяне, и вот после воскрешения со мной разговаривает мудрый Петрович… хотя это из другой хорошей фантастики. И я, в отличие от Стрелка, всё очень хорошо помню. Вообще, это всё стараниями Вога и Дока больше походило бы на новый день сурка, если бы Фара не задала тот главный вопрос. То есть не задала, конечно, просто я её так понял – назови мне хоть одну причину, по которой не следует тебя убивать. Если б не она, мне б всё это быстро надоело. Вернее, если б она меня не позвала, я так и влачился за ней, словно больной, как за Иркой весь одиннадцатый класс. Но Фара поставила задачу… впрочем, Ира тоже, помнится, ставила задачи, и я сворачивал Эвересты, зажигал Везувии и топил Атлантиды, пока… э… не оказался здесь. Но Фара же совсем не такая! Даже не представляю, как бы её поцеловать, не говоря уж… э… вообще, ни о чём не говоря, просто поцеловать.
Так вышло впервые, и в дальнейшем, чем бы я ни был занят, как, наверное, сказал бы Макс, по её команде в моей системе срабатывает аппаратное прерывание нулевого приоритета [int 0000h; «к ноге»]. Буханка эту особенность учитывает и вносит необходимую поправку по времени в зависимости от моего состояния. Или предлагает сначала закончить начатое, например, заправиться и вымыть руки. Ну, ещё в регенерационной капсуле нет связи с искином, а так и оттуда бы подрывался. Мне кажется, что Буханка меня слегка ревнует к Фаре, очень уж сухо и лаконично передаёт её сообщения. Но в целом одобряет наше общение, говорит, оно весьма способствует моей адаптации.
Фара попросила меня – подумать только, попросила! – присматривать за Максом. Не следить, конечно, а постараться сделать так, чтоб ему больше не мыли голову в унитазе. Она не только за Макса переживает, за всех – экипаж и Буханка для неё неразрывны. Фара выходец из странного мира, где почти не видят различий между человеком и машиной. Судя по её раскосым чёрным глазам, я догадываюсь, от кого произошли чукчи – они тоже одушевляют всё на свете. А уж как Фара нянчит свои любимые киберсистемы! Хотя вру – Макса она всё-таки выделяет из всех, он тоже сдвинут на искусственном разуме и синтетической душе.
Он после известного казуса меня избегал, и Фара задачу мне максимально упростила – поставила после обеда с ним в паре драить коридор за штрафные баллы. Кстати, по её настоянию, Буханка мне за пробитие переборки гвоздиком впаяла штрафов на сорок часов хозработ. Мы с Максом первые минуты сосредоточенно сопели каждый о своём, делая вид, что незнакомы и вообще случайно здесь оказались. Мне эти детские церемонии сразу надоели, и я легко переступив через его гордость, спросил, когда он отдаст должок. Макс аж оцепенел на секунду, напряжённо припоминая, что и когда успел мне задолжать. Он бы с большим удовольствием проигнорировал вопрос, но опыт нашего общения говорил за то, что это весьма вероятно осложнениями. Тоном робота, приговорённого к утилизации, Макс проговорил. – Какой должок?