– Нет, я не женат. Я волен… Как птичка божия.
Не окольцованный «пернатый» поцеловал меня. Поцелуй был долгим и нежным. Не опуская напрягшихся рук, заглянул в глаза тем самым мужским взглядом, после которого возможно все. Или все невозможно…
– Окстись, Ерема, – слегка отстранилась я. – Не забывай, ты теперь гей. Помни об этом даже во сне, а то выйдешь из образа.
Он все понял. Небрежно улыбнулся, разжал объятия, притворно вздохнул:
– Верная жена, Вася – это атавизм. Как хвост на заднице. Ты же не крестьянская дочь, которая боится в подоле принести. Сейчас есть надежные средства контрацепции.
Вот злыдень! Все-таки каждый мужчина непременно должен отомстить, если его щелкнули по носу.
– Я не боюсь принести в подоле, Ерема, – суховато сказала я, – но интим, как кредит, портит отношения. Ты не находишь?
Это был намек на мой денежный долг (не натурой же его отрабатывать).
– Проехали, Вася, – сразу посерьезнел Ерема, – извини, если что…
– Проехали, Ерема, – согласилась я, – давай мировую.
– За то, чтобы завтра, наконец, слесарь из Мумбая вернул твои сокровища, – улыбнулся он.
Я отпила, но не ответила на его шутку. Что-то мне напомнили эти слова. Я даже поежилась. «Завтра… Поздно». Цыганка на пляже… Опять это «завтра». И как бы между прочим спросила:
– А ты никуда не собираешься завтра?
– Ты меня гонишь? Не бойся, я больше не ядовит.
– Я не гоню. А вот…
– Что?
– Вспомнила, что тебе гадалка посоветовала – мотать отсюда, пока не поздно. – Я старалась говорить легко, но Ерема нахмурился:
– Знаешь… – сказал он задумчиво, – не только она…
– Кто еще?
– В Москве одна пророчица, – он усмехнулся, – нагадала, что завтрашний день будет для меня «особо неблагоприятным». Очень не советовала ехать сюда.
– Что за пророчица?
– Бывшая подружка…
– Тогда понятно, – успокоилась я, – конечно, напугать бойфренда легче, чем отпустить его с миром.
– Возможно… Давай выпьем за то, чтобы у нас всегда наступало завтра.
– Всегда не получится – засомневалась я, – когда-нибудь настанет день, после которого завтра не наступит.
– Но пусть это случится не завтра. – поправился он.
Завтра… Завтра… Завтра… – это было как навязчивая мантра. Мы словно заклинали себя. Во всяком случае я уже слышать не могла это слово. Мы выпили, закусили влажными дольками манго. Ерема задумался и помрачнел.
– Что с тобой, май френд? – окликнула я и положила руку ему на плечо.
– Устал я, Вася, – не принял он мой дурашливый тон, – надоело все. Вся эта кутерьма. Все чего-то хотят от меня. Достали. Высасывают, как упыри.
– Кто тебя достал?
– Книги, женщины, издатели. И для всех я – не я. Мои книги – какого-то Егора Крутова. По-моему, женщины тоже любят не меня, а этого знаменитого Егора. А я хочу, чтобы меня…
Я молчала – ему надо было выговориться.
– Все! Баста! От своей женщины я ушел. Своего героя убил… Больше на конвейере по производству Егоров Крутовых работать не буду.
– Господи, Ерема! – воскликнула я. – Да твои книги нарасхват. Ты талантлив, сделал себе имя.
– Это не мое имя, Вася, – повторил он. – А что касается таланта… Слушай, я как-то писал детектив о шоу-бизнесе. Разговорился с одним продюсером. Он мне прямо сказал, что не будет раскручивать талантливого певца, лучше найдет посредственного.
– Почему?
– Потому что ему нужен манекен. Он на него налепит этикетку с любым именем и зарегистрирует собственный бренд. Потом эту этикетку, в любой момент, переклеит на другого манекена. Взаимозаменяемые клоны, Вася, – герои нашего времени. И так везде, где крутятся большие деньги. А я хочу быть собой.
– Ты пробовал? – осторожно спросила я.
– Да. Пришел как-то в другое издательство. Предложил: буду печататься у вас. Они прыгали от радости: кто откажется от раскрученного Егора Крутова? Но когда сказал, что решил издавать книги под своим именем, сразу поскучнели. Еремей Гребнев им был не нужен. Он никто, этот Еремей. Но у меня есть одна идея… – начал он, но не закончил и заговорил о другом: – Вась, ты ведь тоже пишешь. Я встречал твои книжки на прилавках. Даже полистал одну-две. В отличие от некоторых, – намекнул он на мое безразличие к его триллерам.
– Куда мне до тебя! – отмахнулась я. – У тебя же собрание сочинений! Ты почти классик, Ерема. А я так… Пишу время от времени.