– Не дольше, чем потребуется тебе, чтобы впутаться в какие-нибудь неприятности.
Дезире вздохнула, видя, с какой тревогой он смотрит на нее.
– Ради всего святого. Роман, сейчас ты говоришь точь-в-точь как О'Мейли.
– Ничего удивительного.» – Он прикоснулся кончиком пальца к ее носу. – Ведь мы оба беспокоимся за одну ужасно упрямую и бесстрашную репортершу.
– Послушай, а когда мы поженимся, тебя не будет раздражать, что мы с Майклом до сих пор друзья?
– Разумеется, нет. – Роман пожал плечами. – Мне всегда нравился «О'Мейли. Хотя, честно говоря, он бы мне понравился сейчас куда больше, если бы я не числился главным подозреваемым по делу, которое он ведет.
– Он верит тебе, – настойчиво проговорила Дезире, в душе зная, что кривит душой.
– О'Мейли никому не верит. Именно это и делает его образцовым полицейским. Ладно, мне пора.
Роман наклонил голову и быстро поцеловал Дезире в губы, отчего голова у нее тут же пошла кругом.
Она постояла на пороге, глядя, как он садится в свой проклятый черный «порше», который О'Мейли наверняка сегодня же конфискует для проведения обыска.
Вздохнув, она помахала рукой телохранителю в штатском, по-прежнему дежурившему возле ее дома, и почувствовала укол совести из-за того, что по ее вине этот парень вынужден провести праздник на работе.
Затем Дезире вернулась в дом, улыбаясь про себя и представляя, что скажет Роман о роскошном платье из алого бархата, которое она купила специально, чтобы пойти в нем на обед в дом Фалконаров.
Дезире закончила принимать душ и собиралась посушить феном волосы, когда услышала знакомое ворчание мотора «порше» возле самого дома. Спустя минуту в замке повернулся ключ от входной двери, который она дала Роману.
– Ты обернулся быстрее ветра! – крикнула она. – Или что-нибудь забыл?
Ответом ей была тишина, и Дезире почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Убеждая себя, что во всем виновато лишь ее пылкое воображение, она глубоко вздохнула.
– Роман!
Снова тишина. Дезире бесшумно прошла из ванной к телефону и осторожно подняла трубку.
Телефон молчал.
Она почувствовала, как от страха у нее сводит горло. В доме царила могильная тишина. Только голубь тихо ворковал на подоконнике спальни. «Окно! Ну конечно же!» – с облегчением сообразила Дезире. Она уже взялась за раму, когда с порога комнаты ее окликнул знакомый голос:
– Дезире, любовь моя, что ты делаешь? Сердце готово было выскочить у нее из груди. Она медленно повернулась и увидела Романа – он небрежно прислонился к притолоке двери.
– Ты до смерти перепугал меня!
– Прости... – Он улыбнулся ей нежной, любящей улыбкой. – Но ты права. Я действительно забыл кое-что очень важное.
– О чем ты? – непонимающе спросила Дезире.
– Вот о чем. – Он Протянул ей кроваво-красную розу.
Кровь похолодела в жилах Дезире.
– Вы не Роман!
– Разумеется, я – Роман. – На его смуглом лице сверкнули белые зубы. – Спроси кого хочешь. – Он направился к Дезире. – Спроси владельца цветочного магазина.
– Ближе.
– Или детектива О'Мейли.
– Еще ближе.
– А как насчет того фараона, что просиживал штаны возле твоего дома? Он, между прочим, просил поздравить тебя с Рождеством. – На лице его снова возникла отвратительная самодовольная усмешка. – Кажется, он был довольно милым человеком. – Рука незнакомца медленно потянулась в карман, доставая оттуда открытую опасную бритву. – Как жаль, что ему пришлось умереть. Тем более в Рождество.
Ужас сдавил горло Дезире, когда она увидела засыхающую на блестящем лезвии кровь.
– Что вам от меня, надо? – Ей с трудом удалось выговорить эти слова почти спокойным тоном.
Вместо ответа незнакомец схватил девушку за руку и грубо швырнул на кровать.
– Почему вы так себя ведете?
– А почему бы и нет? – поинтересовался он с кривой ухмылкой, показавшейся Дезире злой карикатурой на нежную и полную любви улыбку Романа. – Ты красивая женщина, Дезире. – Лепестки розы, которую он по-прежнему держал в руке, ласково коснулись щеки девушки. – Желанная для любого мужчины.
Дезире потребовалось собрать в кулак всю свою силу воли. Она снова и снова напоминала себе, что ключ к спасению – в полном спокойствии и самообладании. Необходимо заставить его разговориться – может быть, тем временем она сумеет сообразить, как выпутаться из этой переделки. Или Роман успеет вернуться домой...
– Большинству мужчин противна мысль о насилии над женщиной, – сказала Дезире, прикидывая в уме расстояние до двери на тот случай, если задушевный разговор не получится.
Незнакомец расхохотался.
– Большинство мужчин и понятия н? имеют, до чего это нравится женщинам. – Он снова сунул руку в карман и достал оттуда пару атласных лент ярко-алого цвета. – А вот он все знает. – Его колено с молниеносной быстротой уперлось в грудь Дезире, затем он схватил ее правую руку и захлестнул алую ленту вокруг тонкого запястья, точь-в-точь как делал это Роман накануне ночью, в часы их сладкой любви. – А мне известно все, что знает он.
– Каким образом?
– У тебя же смышленая головка, cherie[1]. Неужели ты до сих пор ничего не поняла? – Он прекратил подражать правильному выговору Романа, и в речи его зазвучали уже знакомые Дезире тягучие интонации уроженца прибрежных болотистых областей.
Уставившись в лицо, казавшееся точной копией лица мужчины, которого она всей душой любила, Дезире вспомнила, как Роман рассказывал, что его усыновили из приюта.
– О Господи! – выдохнула Дезире. – Так вы его брат!
– Брат-близнец, – согласился негодяй, снова усмехнувшись, и его отвратительная гримаса хлестнула по напряженным нервам Дезире, словно острие бритвы, которую он держал в руке. – Наверное, в своих книжках ты назвала бы меня злым двойником. – Он вновь расхохотался неестественно высоким, резким смехом, не оставившим у Дезире ни малейшего сомнения в том, что этот человек явно не в своем уме.
– Но я все равно не понимаю... – Так как он еще не привязал ленту к столбику кровати, у Дезире появилась надежда отвлечь его разговором. – Да, я знаю, что Романа бросили родители...
– И не только Романа! – выкрикнул он. Отскочив от кровати, он принялся быстро расхаживать по комнате. Пальцы его судорожно сжали цветок. – Нас обоих бросила шлюха, что дала нам жизнь.
– Мне так жаль... – чуть слышно пробормотала Дезире.
– Жаль? – Круто развернувшись, брат Романа со всей силы ударил по изголовью кровати, и Дезире инстинктивно съежилась. В эту минуту между ним и Романом не было ни малейшего сходства. – Да кто ты такая, черт возьми, чтобы жалеть меня? Ты просто такая же шлюха, как и моя мать! Ты раздвигаешь ноги перед каждым мужчиной, что заходит к тебе!
Он хлестнул ее по щеке с такой силой, что у Дезире закружилась голова, а к глазам подступили слезы.
– Но ведь я не ваша мать, – сказала она, надеясь, что сумеет продержаться до тех пор, пока не вернется Роман.
– Ты ничем от нее не отличаешься! – Он снова начал описывать круги по комнате. – Я следил за тобой! Я видел, как ты стояла около дома с этим фараоном в одном халате! – Он с силой рванул полы ее халата на себя, и тонкая ткань разорвалась, открывая тело девушки воспаленному взгляду безумца. – Не успела проводить одного кобеля, как на пороге уже новый?! – Он бросил ей на грудь пригоршню смятых красных лепестков.
– Мне действительно очень жаль, что жизнь так обошлась с вами, – начала Дезире, пытаясь прибегнуть к доводам здравого смысла, – но все же...
– Да не нужна мне твоя проклятая жалость! – взревел он, снова ударив Дезире, на этот раз кулаком в висок, да так сильно, что в глазах у нее потемнело, а к горлу подступила дурнота.
С губ преступника сорвался поток непристойных ругательств, затем последовал сбивчивый, торопливый рассказ о том, как Роману повезло и его усыновила состоятельная семья, которая осыпала его подарками и лакомствами, а другой брат оказался проданным торговцу сахарным тростником, алкоголику со вспыльчивым нравом, заставлявшему ребенка трудиться от восхода до заката. И вот теперь он придумал, как сравнять счет. Навсегда. Одним ударом.