Внезапно, налетел порыв ершистого ветра, неприятно погладившего лица беглянок, попутно задувая побрыкавшийся в последней надежде масляный огонек. Свет исчез. Стражник пробубнил что-то нелицеприятное под нос и с присущей ему тяжёлой походкой пошёл в обратную сторону. Отчаяние девушек сменилось детской радостью от не случившегося наказания.
Поспешно подойдя к решётке, с очень большим трудом приподняв и сдвинув её в сторону, девушки оказались в последнем шаге от исполнения своего безумного плана. Роза замерла, оглядываясь по сторонам, не из страха быть пойманной стражником, вернувшимся на грохот открывающего люка, но из ностальгического порыва и нахлынувших воспоминаний. Пусть дворец за долгих пятнадцать лет и стал ей тюрьмой, всё же это был её родной дом. Пролетали перед глазами и скучные дождливые деньки и весёлые радостные весенние недели. Уроки, терзавшие скукой, и увлекавшие до беспамятства игры, опостылевшие и никогда не надоедавшие книги, уносившие за моря и звавшие посмотреть за каменную ограду и …. Лино…
Мысль о нём отрезвила принцессу, ведь именно он должен был ждать их у выхода из коллектора, именно благодаря его поддержке план мог быть реализован.
Промедление грозило стать роковым. Трава зашуршала за поворотом изгороди, спугивая девушек и заставляя судорожно спускаться в кромешную тьму коллектора, где даже Луна не могла проследить за их полуночным маршрутом.
Глава 1. Мёд и Дёготь
Стоял солнечный и пригожий денёк вблизи макушки лета. Утопавшие в зелени острова, как и всегда манили заморских купцов в свою райскую обитель. Среди них были благочестивцы и люди, если так можно выразиться меркантильного склада, ради богатства и влияния, не брезговавшие никакими средствами. Однако, отличить человека с чернотой в сердце от чистого душой торговца — задача не для простого смертного.
Да и пожалуй те времена, когда честь и доброе имя для купца, впрочем как и для обычного мирского человека хоть что-то значили, остались где-то на страницах книг и писаний. Нетленные служители церкви, некогда спасшие мир от неминуемого уничтожения, прибыв на Великую войну по зову Всесоздателя всё ещё находились среди смертных. Внешне не отличимы от людей, но назвать их таковыми в действительности никто не решился бы. Чем-то сверхземным, небесным, пусть даже ангелами, но уж точно не людьми. Даже не смотря на человечность, угадываемую в действиях многих из них.
— Лино, подошёл сюда, быстро! — рыча от злости, вырвал мальчика из объятий мыслей отдалённый голос отца. — Куда подевался, а? Вот же мелкий засранец.
Осознав, что провалился в собственные размышления пока читал крайне витиеватую и сложную книгу, Лино приподнялся с дощатого пола и спешно спрятал плетёный томик за небольшой будуар. Тонковатый, вытянутый, конопатый и с каштановой рыжинкой в волосах паренёк в свои восемь выглядел совсем несуразно. Вздрагивавший от звука приближающихся отцовских шагов он со стороны вовсе мог показаться скорее травинкой в рдеющем осеннем зареве нивы, колыхаемым порывистым беспощадным ветром.
— Вот ты где, — крикнул Джаспер, отворяя дверь в комнату — почему мне всегда нужно тебя искать?!
Прилизанные русые волосы, покрытые невесть чем для блеску, начесанные усы, бессильно повисавшие на углах рта, Старшего Бенедетти вкупе с парадным атласным нарядом предвосхищали грядущее мероприятие. Скорчив кислую гримасу, Джаспер схватил сына за запястье и потащил за собой, попутно знатно браня. Несколько раз споткнувшись, в столовую на первом этаже Лино прибыл практически волоком. Помимо ссадин и заноз у мальчика вскрылись старые болячки. Посочившаясь изо рта слизь отдавала бурой ржавчиной. Скудные капельки затаились на краях коричневых глаз.
— Господин Джаспер! Зачем же вы так? — поднимая бедного Лино с пола воскликнул Фабрис, приставленный к мальчику уже долгое время врач и по совместительству учитель.
С виду производивший впечатление совсем старого человека, Фабрис представлял собой стереотипного врача. С длинноватыми седыми волосами, голубоватыми мирными глазами с толикой вечной усталости, и обрамлявшей лицо бородкой, сходившейся на подбородке и вздымавшейся под самые ноздри. Старик хоть и был уже почтительного возраста, знаний и умений пока не растерял. Его эссенции поддерживали шаткое здоровье Молодого Бенедетти, то и дело дававшее слабину не в одном, так в другом месте. Пожалуй он единственный из слуг, кто относился к мальчику по доброму, без сухого формализма, рисковал критиковать своего нанимателя в его отношении к сыну.