Хотел бы Фай надеяться, что Эллианна его поймет, но если Огласт прожил с женой много лет и был в ней уверен, то Фай со своей невестой даже ни разу не оставался наедине. Какие тут откровенные разговоры, когда они едва друг друга знали — общались исключительно через голубиную почту или в присутствии родственников Эллианны? Эльфийские традиции не запрещали влюбленным проводить время вместе без того, чтобы кто-то держал над ними свечку, но молодые девицы их расы слишком боялись испортить репутацию, поэтому сами создали для себя этот строгий закон. Не давать повода для сплетен — главный девиз девушек на выданье.
Если подумать, Фай знал о будущей невесте только то, что она невероятно прекрасна, из хорошей, уважаемой семьи и любит играть на арфе. Но на арфе играли почти все эльфийки, а плохих и презираемых семей в Троелевстве не было: они давно покоились на дне Кипящего болота.
Со вздохом Фай попытался вспомнить их с Эллианной переписку и понял, что разговоры в ней касались в основном погоды и чего-то столь же незначительного. Он вспомнил, что ему нравился ровный изящный почерк любимой, а еще — аромат жасмина, исходящий от тонких бумажных листов. Нравилось, как эти листы хрустели под его пальцами, когда он разворачивал послание. То чувство предвкушения при виде голубя, сидящего на карнизе по другую сторону оконного стекла.
Фай даже мысли не допускал, что влюбился в придуманный образ. За свою прежнюю жизнь он цеплялся с отчаянием утопающего, ибо мир за пределами Троелевства представлялся ему грубым и уродливым, люди — жестокими и неотесанными. Он не осуждал Эвера, выбравшего себе в спутницы жизни жуткую женщину и оставшегося с ней в не менее жутком крае, но сам хотел жениться только на эльфийке, завести правильных остроухих детишек и воспитать их в традициях своего народа, пусть эти традиции ему и претили.
Сейчас Фай сидел в тени раскидистого дерева и размышлял, готов ли рискнуть своим шатким положением в обществе ради мечты, и все больше склонялся к тому, что выбора нет. Единственный способ остаться в «Воль’а’мире» и завести семью — открыть Эллианне правду. Как это сделать и не сгореть от стыда, Фай не представлял.
«Знаешь, Эллианна, в плену меня изнасиловали».
Как он это скажет? Как заставит себя произнести такое вслух?
Неожиданно сверху, из густой кроны галийского дерева, на колени Фая спланировал белый носовой платок. Откуда он здесь взялся? Инстинктивно Фай задрал голову и едва не закричал, увидев среди листьев женщину. Она сидела на толстой ветке прямо над ним и улыбалась во все тридцать два белоснежных зуба. В тени древесной кроны мягко мерцали желтые глаза с вытянутыми зрачками.
Память любезно подсказала имя — Грид. Это была Грид. Невоспитанная дикарка, напавшая на него утром.
Растерянный Фай покрутил платок в руках и спросил себя, случайно его уронила Грид или намеренно.
— Я знаю, что означает этот жест, — ответила она на его невысказанную мысль и улыбнулась еще задорнее.
От изумления у Фая вытянулось лицо.
Знает? Да эта женщина ненормальная! Или плохо разбирается в эльфийских традициях.
Он поднялся на ноги, опустил платок на землю и быстро зашагал прочь от дерева и сидящей на нем сумасшедшей. И вскоре услышал над головой треск и шелест: Грид следовала за ним по пятам, ловко перепрыгивая с ветки на ветку.
— Что тебе от меня надо? — остановился Фай, скрестив руки на груди.
— Я же бросила платок, — донеслось сверху, из пышной зеленой кроны.
Раздраженно фыркнув, эльф пошел дальше.
— Эй, да что не так-то? — прилетело в спину.
Фай молчал, сердито печатая шаг по мощеной лесной тропинке. Судя по звукам, Грид спустилась с дерева и теперь пыталась его догнать уже по земле.
— Да постой ты! Как же с вами, эльфами, тяжело!
Она поравнялась с ним, а затем и вовсе перегородила дорогу, но Фай не останавливался, так что наглой дикарке приходилось двигаться спиной вперед.
— Ты случайно уронил на землю мой платок, — сказала она, демонстрируя непрошибаемое упрямство.
— Я уронил его специально, — процедил Фай сквозь зубы, встревоженный и раздраженный.
— Ничего, у меня есть второй, — отозвалась эта ненормальная и как ни в чем не бывало действительно протянула ему еще один носовой платок, точную копию первого.
Фай посмотрел на квадратик ткани в ее руке и поджал губы. Он никогда не позволял себе грубить соплеменникам, но эта женщина бесила его ужасно, к тому же была чужестранкой, поэтому Фай решил не церемониться.