Отдав пустую чашку служанке, Алина посидела еще некоторое время у камина, а потом, взяв в руку шпильки, поднялась. Она решила заколоть еще не просохшие волосы, только бы уехать из этого места. Она оглянулась ища зеркало, и не найдя его, подошла к окну, намереваясь воспользоваться отражением в стекле, чтобы заколоть волосы. Увиденная ей картина поразила ее настолько, что она застыла не в силах шевельнуться.
Прямо под окнами, во дворе дома, купеческого вида мужчина раздевал перед графиней очень толстую молодую девушку. Та попыталась сопротивляться, однако в то же мгновение вмешался Гарт. Резким движением, схватив толстушку за руки, он жестко заломил ей их. К ним тут же подбежали два атлетического телосложения молодца и, перехватив ее руки, помогли Гарту быстро снять с той всю одежду, после чего Гарт отошел в сторону, а графиня начала придирчиво осматривать пышнотелую девицу. Закончив осмотр, графиня о чем-то переговорила с мужчиной, потом кивнула и скрылась в доме. Вскоре она вышла и вручила ему кожаный мешочек, он тут же высыпал из него золотые монеты себе на руку, пересчитал, после чего удовлетворенно кивнул, поклонился графине и направился к выходу в сопровождении Гарта, а двое других охранников поволокли вырывающуюся толстуху в приземистое здание наподобие конюшни, примыкающее к дому.
У Алины перехватило дыхание, она поняла, кто готовил для короля и Алекса девушек. Она отошла от окна и сделала несколько шагов по направлению к двери, и тут сердце у нее начало стучать где-то в горле, а в глазах потемнело, и она как подкошенная рухнула на пол.
Очнулась Алина от громких криков, плача и звуков ударов плети. Чуть приоткрыв глаза, потому что в голове все шумело и каждое движение отдавалось болью, она поняла, что лежит на диване в уже знакомой ей гостиной, а рядом в углу герцогиня избивает плетью рыдающую девушку, подававшую ей чай, а в дверях стоит Гарт.
— Чем ты ее напоила, мерзавка? Я насмерть запорю тебя, если с ней что-то случится! — кричала графиня, — Я спрашиваю, что ты ей дала?
Девушка, стоя на карачках перед графиней, сквозь рыдания мычала что-то нечленораздельное и отрицательно мотала головой.
— Может это все и к лучшему, хозяйка? — тихо проговорил Гарт, — Герцогиню тут кроме меня и Норы не видел никто. Я увезу ее подальше отсюда, никому и в голову не придет заподозрить Вас. А я буду молчать.
— Ты соображаешь, что говоришь Гарт? — графиня опустила плеть и повернулась к нему, — Ты что думаешь, что это я отравила ее и сейчас спектакль перед тобой разыгрываю?
— Я не знаю, кто Вы или Нора сама, но в любом случае ее тело лучше вывезти отсюда. Герцог вряд ли будет доволен, если ее тело найдут здесь… Я могу это сделать.
— Да с чего ты взял, что она умерла уже? Она дышала еще…
— Вы считаете, у нее есть шанс выжить после яда?
— Да не травила я ее, идиот!
— Вы хотите сказать, что не стали пользоваться возможностью убрать соперницу, когда Вам ее в руки послало само проведение? Ведь она явно заблудилась во время грозы, и было ясно, что никому неизвестно, что она приехала сюда, — он усмехнулся, — Хорошо. Будем считать, что она умерла от сердечного приступа, хозяйка… я буду молчать. Только чем быстрее ее вывезти, тем меньше шансов мне столкнуться с ее охраной, которая ее наверняка будет искать.
— Заткнись, Гарт, и поезжай за врачом! Я не травила ее! И если эта мерзавка дала ей именно чай, то у нее лишь глубокий обморок. Я просто не знаю, как ей помочь.
— Ну значит это еще не поздно сделать сейчас. Я лишь чуть помогу ей, а все подумают, что она упала с лошади и сломала шею.
— Поезжай за врачом, Гарт! Я не позволю, чтобы в моем доме совершилось убийство.
— Действительно? — усмехнулся охранник.
— Ты про девок что ли? Так то чернь… — графиня презрительно хмыкнула.
— Я могу это сделать и не в доме…
— Хорошо… тогда просто увези ее отсюда. Об остальном я не хочу знать… Иди, оседлай коня и вывези ее…
Гарт тут же вышел, а графиня раздраженно пнула туфелькой служанку, скорчившуюся у ее ног, — Пошла вон!
Та вскочила и поспешно выбежала из гостиной.
— Черт его знает, — пробормотала графиня, — Может и правда к лучшему все…
А потом вдруг резко повернулась к небольшому распятью, висевшему в углу, и перекрестилась:
— Господи, пусть на все будет воля твоя…
Алина лежала на диване и сквозь сильную головную боль пыталась сообразить, что ей лучше делать. Пошевелиться и показать, что она очнулась или и дальше изображать глубокий обморок в надежде, что охранник графини все-таки не станет сворачивать ей шею в лесу. Подумав, что на последнее вряд ли можно рассчитывать, Алина тихо застонала и открыла глаза.
— Вы очнулись, Ваша Светлость? — графиня повернулась к ней.
— Да, графиня… — Алина с трудом приподнялась на диване и села, — Я долго была без сознания?
— Да уж немало… — она тяжело вздохнула и продолжила, — Сейчас мой охранник придет, он поможет Вам доехать до дома.
— Мне тяжело сейчас даже двигаться, графиня… Может, Вы дадите мне время немного придти в себя, а потом я смогу и самостоятельно покинуть Ваш столь гостеприимный дом.
— Если Вам столь тяжело, он отвезет Вас в карете, а Вашего коня привяжут сзади, — холодно ответила та и вышла.
— Господи, может и к лучшему все, действительно… — тихо прошептала Алина, и тоже, посмотрев на распятье, перекрестилась, — Да будет на все воля твоя, Господи, — и начала про себя читать молитву, чувствуя, как сильная головная боль постепенно разжимает свои тиски, в которых сжимала ее голову.
В это время вернулась графиня:
— Я распорядилась. Карету сейчас подготовят, Ваша Светлость.
— Благодарю Вас. Может, позволите мне выпить еще чашку чая перед дорогой? — Алина взглянула на нее, надеясь по глазам понять какой именно приказ она отдала охраннику, и вдруг почувствовала, что не хочет знать этого, и тут же отвела взгляд.
— Ваша Светлость, скоро вечер, я бы не хотела, чтоб мой охранник возвращался затемно… Я боюсь оставаться без него вечерами.
— Так не нужно его со мной посылать… Я минут десять — двадцать отдохну, и сама смогу добраться до собственного замка.
— Я хочу быть уверена, что с Вами ничего не случится, поэтому Вы поедете только с ним… И не спорьте, Ваша Светлость. Это все равно бесполезно.
Алина усмехнулась, ее охватило какое-то странное чувство нереальности происходящего. С одной стороны она отчетливо понимала, что стоит за всеми словами и приготовлениями, а с другой совсем не чувствовала опасности.
— Да, я понимаю… — она поднялась с дивана.
В это время во дворе раздался какой-то шум, послышались громкие голоса, и через некоторое время в гостиную ворвался герцог Тревор.
— Алиночка, маленькая моя, — он подхватил супругу на руки и, забыв всякий такт, стал шептать: — Как же ты меня напугала… Господи… С тобой все в порядке? Да у тебя все платье мокрое и волосы… Это ты с утра так? Это сколько же ты по лесу блуждала, маленькая моя… — он раздраженно посмотрел на графиню, — Что стоишь как неживая? А ну марш: принесла полотенце, новый халат и теплый плед. И быстро!
— Ничего этого не надо, Алекс. И поставьте меня, пожалуйста, на пол, — холодно проговорила Алина.
— Что с тобой, Алиночка? — осторожно опуская ее на пол, проговорил герцог, — Эта тварь чем-то посмела обидеть тебя? — он обернулся в сторону графини, скулы у него свело, а глаза злобно сузились, — Чем ты обидела мою жену? Что ты сказала ей?
— Ничем, Алекс, — та со страхом попятилась, — я клянусь… я ничего обидного не говорила ей…
— Ты как ко мне обращаешься, тварь? — шагнув к графине, процедил он сквозь зубы.
— Извините, Ваша Светлость… — испуганно проговорила она.
— Оставьте ее! Она действительно не говорила мне ничего обидного и была предельно вежлива и обходительна, — вмешалась Алина.
— Да неужели? — зло усмехнулся герцог и, схватив графиню рукой за волосы, запрокинул ей голову, — Предельно обходительна, надо же… поэтому моя жена до сих пор в мокром платье и с мокрыми, распущенными волосами…