— А Вы, Ваше Величество уверены, что наставил? — улыбка Алины стала чуть шире.
— Хочешь намекнуть, что вертишь моим мужем, даже не дав ему ничего взамен? Неужели он такой глупец, что позволяет это тебе? Я была о нем более высокого мнения.
— Вы думаете, он до сих пор нуждается в том, чтоб Вы оценили его выше других? — улыбка исчезла с губ Алины.
— Нет, в этом он не нуждается уже больше двенадцати лет… Как я понимаю, он рассказал тебе, иначе б ты сформулировала это иначе… А что он еще рассказал тебе обо мне?
— Мне не нужно ничего рассказывать, я вижу все и так.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказала.
— И что ты видишь?
— Из-за глупой фразы и Вашей самоуверенности Вы потеряли очень многое… Потом, поняв, что вернуть то, что было, невозможно, Вы постарались доказать себе, что ничуть не жалеете об утрате, и решили встать на путь греха, не понимая, что возврата с него чаще всего нет и натворили еще немало глупостей… А сейчас Вы очень несчастны, Ваше Величество. Но не потому, что раскаиваетесь в содеянном, а потому что видите лишь то, чего у Вас нет, не замечая, что даровал Вам Господь, по милости своей.
— Что ты можешь знать о моем грехе и моем раскаянии, глупая девчонка? В чем конкретно ты обвиняешь меня? — скривив губы, зло проговорила королева.
— Я не судья, чтобы обвинять. Я лишь ответила на вопрос, — бесстрастно пожала плечами Алина.
— Ты не ответила, ты лишь обвинила меня в грехе, причем абсолютно необоснованно.
— Вы считаете измену, нагулянного и изуродованного корсетами ребенка, которого Вы бросили на произвол судьбы и отравленную Вами камеристку, что помогала Вам избавиться от ребенка, недостаточными основаниями?
— Как ты смеешь?!
— Смею что? Вслух сказать то, что открыто мне и то, что Вы безрезультатно пытаетесь забыть все эти годы и в чем до сих пор не раскаялись, боясь признаться даже на исповеди?
— Так ты провидица… так вот для чего ты нужна ему… и почему вокруг него по-прежнему фаворитки… Ты рассказала ему?
— Ему нет нужды в том, он все знает о Вас и так… Только он не знает, что ребенок жив, он считает, что ребенок или родился мертвым или Вы убили его.
— Тогда почему он ничего не предпринял?
— До недавнего времени его все устраивало. А теперь… теперь можно сказать… все устраивает меня.
— Ты хочешь намекнуть, что пока ты благоволишь ко мне, ты не дашь ему ничего предпринять?
— Нет, я открыто могу сказать, что не дам ему ничего предпринять, пока Вы и Ваш старший сын будете преданны ему. Меня интересует лишь это.
— А ты оригиналка… Хотя ведь ты ясно дала понять мне, что Вы знаете обо мне все, и лишь твое присутствие сдерживает его…
— Я не искала встреч. Вы приехали сами, Ваше Величество.
— Может и к лучшему все это… Эта тайна так тяготила меня… Я могу исповедаться ведь теперь?
— Если не хотите, чтоб король узнал, что Ваш мальчик жив, постарайтесь это сделать не во дворцовой церкви… мне кажется, что там даже у стен есть уши…
— Ты знаешь, что с ним сейчас и где он?
— А Вы точно хотите это знать? — Алина пристально посмотрела на королеву.
— Нет, ты права… не хочу. Не говори ничего… хотя конечно я догадываюсь, что могло ожидать такого урода… я ведь даже ночью корсет не снимала… все надеялась, что он мертвым родится, чтоб еще один грех на душу не брать… Артур же предупредил, что если у меня после того, как он оставил меня, родится ребенок, то он меня вместе с ним отправит на эшафот. И это все из-за тех слов… Все действительно очень глупо получилось. Я злилась тогда на Артура, что он отказался арабского ювелира, про которого много говорили, для меня выкупить у султана… и я начала глазки герцогу строить, а потом еще сказала Артуру, что меня прельщает в герцоге, что тот, несомненно, выше его. Я не знаю, что на меня нашло, но когда Артур раздраженно заметил, что точнее будет сказать длиннее, я посмеялась и заявила, что иногда рост влияет и на все остальные достоинства мужчины. А на его вопрос разве у меня есть причины жаловаться на него, съехидничала, что как покорная супруга терплю то, что есть. Я, конечно, хотела его уязвить, но я не предполагала, что реакция будет такой… Он заявил, что рад, что я сказала об этом и больше никогда не заставит меня ничего терпеть. И дальше понеслась череда сменяющих друг друга фавориток. Он не скрывал ничего, и от этого мне было еще больнее. Я заявила, что если он не прекратит это, то я тоже заведу любовника… И он тогда, как раз и сказал, что ему от меня ничего не надо, его вполне устраивает, что у нас есть два сына, поэтому я могу делать все, что мне угодно, но вот если появится еще ребенок, я вместе с ним отправлюсь на эшафот.
— Вам не кажется, Ваше Величество, что я плохо подхожу на роль исповедника?
— Ты же все это знаешь, дай мне выговориться… Я ведь не могла ни с кем поговорить об этом… Хотя меньше всего я ожидала, что буду это рассказывать тебе. Я ненавидела тебя и боялась… Бенедикт мне все уши прожужжал, что ты вертишь Артуром, как хочешь, а он добивается твоей любви всеми доступными ему способами. Когда вчера нарочный передал, что весь двор остается здесь на неделю, я подумала, что Ваши отношения грозят перейти на другой уровень, и решила приехать, чтобы поговорить с Артуром и герцогом… и возможно склонить его изолировать тебя от короля.
— Ваше Величество, вот только мне лгать не надо… я это чувствую. Я знаю, зачем Вы приехали сюда… Причем знаю, что ехали Вы с одним намерением, а потом Вы поменяли планы и сейчас судорожно обдумываете, как бы Вам их реализовать… и поможет ли Вам герцог Линд, если столь активно подталкивал к этому… но в любом случае я не позволю Вам сделать это.
— Тогда почему ты не сказала об этом королю, а напротив остановила его?
— Это был единственный способ остановить Вас и при этом дать Вам шанс заняться вопросами спасения собственной души, а не вопросами отмщения за свои нереализованные амбиции.
— Ты считаешь, я поверю в это?
— А разве у Вас есть альтернатива?
— Хорошо… что ты хочешь, чтоб я сделала?
— Я уже сказала, что не требую ничего, кроме преданности королю. Как Вашей так и Его Высочества…
— Ты поверишь словам?
— Я поверю клятве. Причем если Вы дадите ее мне, почувствую, когда Вы захотите ее нарушить.
— Я могу сказать лишь за себя, как я буду клясться за Марка?
— А за него клясться и не надо. Перестаньте лишь настраивать его против отца. Он слишком юн и слабохарактерен, если Вы и дальше будете культивировать его неприязнь к королю, Вы сломаете ему жизнь… Я знаю, что Его Величество часто несправедлив с сыном, но в Вашей власти смягчить все это и объяснить сыну, что от него ожидает отец и как себя вести, чтоб не раздражать его.
— Я сама не знаю этого, а ты хочешь, чтоб я сумела объяснить это сыну? Вероятно, это знаешь ты, но не я. Хочешь, я пришлю к тебе сына? Поговори с ним, объясни, возможно, тебе это и удастся, а я вряд ли смогу.
Алина вдруг замерла на несколько минут, а потом медленно проговорила, — Если мальчик начнет ездить сюда ни к чему хорошему это не приведет. Постарайтесь, Ваше Величество сделать так, чтоб он даже в свите короля сюда не приезжал.
— Почему?
— Слаб он очень…
— Что ты имеешь в виду? На здоровье он не жалуется.
— Не по нему будет ноша. Не надо, чтоб он приезжал… и про разговор наш и то, что узнали обо мне, не рассказывайте.
— Ты запрещаешь?
— Нет, я советую… решать не мне.
— Намекаешь, что может влюбиться в тебя?
— Влюбиться? — Алина усмехнулась, — Он не способен любить никого кроме себя, Вам ли не знать…
— Он будет королем?
— Коли будет на то воля Господа… Все в руках его…
— Это я и без тебя знаю. Я спрашивала, будет ли на то его воля?
— Откуда ж мне знать? Я не ясновидящая и не гадалка. Я знаю лишь то, что Господь хочет показать мне, а не то, о чем спрашивают меня.
— То есть он показывает тебе лишь то, что хочешь знать ты?
— Вы хотите сказать, что я лучше Господа понимаю, что мне лучше знать, а что нет?
— Намекаешь, что получаешь все на блюдечке и в том объеме, что как раз и необходим?