Если испытываешь жажду, то постепенно сходишь с ума, язык превращается в бесформенный комок, слизистые оболочки разрываются, и в больном мозге появляются галлюцинации. Нет, она не умрет от жажды. Бесконечная пустыня станет морем, каждая дюна — волной, каждая песчинка — каплей воды. Затем море придет в движение и вынесет ее на небо, в бесконечный простор, где она сможет летать как птица. Море пришло в движение, горизонт осветился лучами рассвета. Небо и море объединились. Из этого света появились души предков, темные точки в серебряной полоске пробуждавшегося дня.
Безумное хихиканье Дезире стало громче, оно резало ей уши. Где-то внутри проснулось чувство самосохранения и взбунтовалось против ее верной гибели. Смерть уже протягивала к ней свои безжалостные когти, у горизонта собрались духи, чтобы взять ее в царство мертвых. Но без борьбы она им не уступит. На востоке есть колодец, ей нужно только бежать на восток, навстречу восходящему солнцу. Если она найдет колодец, то выживет. Нет, демоны тьмы так быстро ее не получат!
Собрав все силы, Дезире поднялась и распрямила спину. Тело болело. Она переступила с одной ноги на другую, не думая, не чувствуя, как камни впиваются ей в ноги, как ветер прижимает ее хлопчатобумажную рубашку к телу, как песчинки, словно иглы, впиваются в кожу. Губы у нее раскрылись, дыхание стало горячим, в висках зазвучали глухие барабанные удары. Она должна дойти, колодец не очень далеко. Горизонт зашатался перед ее горящими глазами, и вместе с ним зашатались темные демоны, которые смотрели на нее.
Глядя вперед, Дезире шла, шаталась, заставляя себя двигаться, чтобы сохранить свою жизнь. С каждым шагом ей становилось все более ясно, что борьба проиграна. «Тогда забирайте меня, проклятые духи», хотела закричать она, но из горла вырывались лишь невнятные звуки. Где-то в глубине ее сознания еще появлялись ленивые мысли, и она удивилась, почему духи царства мертвых скачут на верблюдах и полностью закрыты темными покрывалами. Они постепенно приближались к ней и теперь заслоняли ей все. Тут она поняла, что у этих фигур есть голоса и они что-то кричат. Один из них поднял саблю и подал знак другим. В то же мгновение Дезире будто пронзило кинжалом. Туареги! В следующую минуту все вокруг нее потемнело.
Глава 12
Он казался невероятно высоким, почти достигал до неба. Она увидела темно-голубую ткань его гандуры[6], которая почти касалась земли. Шаровары достигали щиколоток, скромные сандалии на ногах были покрыты светлой пылью. Только сейчас она заметила, что лежит на земле и смотрит на него. Со стоном Дезире попыталась приподняться. Легкие горели огнем, и каждый вдох приносил ей боль. Она старалась сфокусировать взгляд на мужчине, который стоял перед ней в повелительной позе и смотрел на нее сверху вниз. Она не видела ничего, кроме запыленных голых ног. Даже его голова была укутана голубым платком, который полностью скрывал лицо и оставлял свободными лишь глаза. Какие это были глаза! Не черные, как у арабов, а светлые — смесь серого и золотого, обрамленные густым венком темных ресниц. Эти глаза как будто были нарисованы, над ними виднелись темные, сурово нахмуренные брови. Дезире показалось, что мужчина сравнительно молод.
Она почувствовала, что ее поднимают сильные руки, и попыталась твердо встать на ноги. Когда колени ее дрогнули, руки снова поддержали ее. Мужчина бесстрастно наблюдал за ее отчаянными попытками не свалиться. Она почувствовала влагу на своих губах: кто-то влил ей в рот воду.
В его манере держаться было что-то величественное, королевское. Похоже, что он не просто воин. Именно он вытаскивал саблю и отдавал какие-то приказы. Она попыталась неловко улыбнуться, но не поняла, ответил ли он на ее улыбку. Она должна научиться читать по его глазам.
Он сказал ей что-то, она не поняла.
— Ма-темуазеам?
Это был не арабский, этого языка она не знала. Улыбка с ее лица исчезла и уступила место отчаянию.
— Я говорю на арабском и французском, — произнесла она, используя оба эти языка.
— Кто ты? — спросил мужчина, к ее удивлению, на превосходном французском,
Она с облегчением вздохнула.
— Мое имя Дезире Монтеспан. Мой отец где-то здесь проводит раскопки. Я ищу его.
Ответом было удивленное бормотанье стоявших рядом мужчин. Тут находились двенадцать или пятнадцать воинов, закутанных в голубые покрывала. Девушка почувствовала исходившую от них угрозу. Она попыталась скрыть неприятное чувство, овладевшее ею, воинственно выдвинув вперед подбородок. Ей показалось, что глаза предводителя насмешливо блеснули. Он снова взглянул на нее со странной настойчивостью.
— Одна?
— Мои сопровождающие ночью просто сбежали. Мы ехали на двух автомобилях. Я не знаю, почему они меня бросили. Мы искали колодец, который должен находиться поблизости. Наш запас воды подходил к концу.
Снова мужчины вокруг нее что-то забормотали, но тотчас смолкли, когда заговорил предводитель:
— Надо быть очень мужественным или очень глупым, чтобы отправиться в пустыню без достаточного запаса воды и без верблюдов.
— Вы меня не понимаете? Мой отец пропал. Я должна его найти.
— Я понял тебя, я очень хорошо понимаю твой язык, — возразил туарег, и взгляд у него снова стал отстраненным. Он помедлил, и Дезире сообразила, что он не сказал ни слова о том, что она женщина. Вероятно, ему это было безразлично, потому что тот, кто, как она, в одиночестве мотался по пустыне, был действительно или невероятно глупым, или...
— Тогда вы, конечно же, понимаете, что я должна его найти. Я прошу вас дать мне воды и верблюда. Само собой разумеется, я за них заплачу.
Она услышала, как мужчины засмеялись. Предводитель, однако, оставался серьезным. Он сказал что-то на незнакомом языке. Мужчины схватили ее за руки и подтащили к одному из лежавших верблюдов. Дезире почувствовала, как ее высоко поднимают и сажают в седло. Она испуганно вцепилась в деревянный набалдашник, испуганная тем, что ее просьбу так быстро исполнили. Не хватало только бурдюков с водой. Однако мужчины, казалось, имели другие намерения. Они подошли к своим верблюдам и взлетели в седла. С недовольным ворчанием животные поднялись.
Предводитель сел на своего верблюда. У того была белая шерсть и почти такое же высокомерное выражение на морде, как и на лице его всадника. У его поводьев звенели маленькие латунные колокольчики, а на шее висели различные амулеты. Седло украшали цветная шерстяная бахрома, с обеих сторон свисали бурдюки для воды, большая часть из них была пустой. Верблюд скачком поднялся. Дезире сначала резко качнуло назад, потом вперед и снова отбросило назад. Она чуть было не вылетела из седла. Один из мужчин взял поводья ее животного, а сам устроился за спиной всадника на другом верблюде.
— В чем дело? — воскликнула Дезире.
Предводитель повернулся к ней, и снова в его серых глазах можно было различить насмешливые искорки.
— Ты моя пленница!
Какое-то соображение медленно проникало в ее мозг. «Пленница!» — стучало в ее сознании и вызывало тошноту. По слухам, туареги не обращались со своими пленниками хорошо. Шепотом и содрогаясь, рассказывали об ужасных мучениях, о том, что с несчастных живьем сдирают кожу, чтобы сделать из нее сумки, или пропускают через их кожу кольца, чтобы потом надеть на них цепи, как на диких зверей или ослов. Она не знала, что в этих рассказах — правда, а что — преувеличение, но один лишь взгляд на воина пустыни заставлял умирать любую надежду.
Для Дезире все туареги выглядели одинаково. Они носили по две гандуры: белую внизу и голубую сверху, шаровары, искусно свернутый тюрбан из голубой ткани, конец которой они использовали в качестве покрывала на своем лице. Можно было видеть только глаза. Они внушали страх и представляли собой величественное зрелище на своих светлых дромедарах[7]. Во время поездки они разговаривали друг с другом только короткими предложениями, пользуясь языком, не известным Дезире.
Седла на дромедарах были сделаны из дерева, имели перекрещенный набалдашник впереди и высокую спинку. Какими бы удобными эти седла ни выглядели, девушке они казались очень неприятными. Она не в первый раз сидела на верблюде, но подобный вид езды очень утомлял ее. Она наблюдала за мужчинами, которые сняли сандалии и положили ноги поверх перекрещенного набалдашника на шеи дромедаров. Оказывается, они управляли животными пальцами ног.