Прошло немного времени, и задняя часть тела Дезире разболелась так, что она едва могла терпеть. Пытаясь украдкой подражать всадникам, она скрестила ноги на шее своего дромедара и попробовала надавить на него ногами. Животное сердито заворчало, затем повернуло назад голову и попыталось укусить ее за ногу. С испуганным криком девушка отшатнулась, и величественное животное освободилось от своей всадницы без дальнейших церемоний. С криком боли и громким стуком она упала на песок.
Маленький караван остановился. Туареги повернулись к ней. Раздался приглушенный отрывистый смех. Дезире болезненно задело то, что она стала предметом насмешек мужчин. Однако верблюд был громадным, и, как она ни дергала его за поводья, это не заставило его встать на колени. Туареги не торопились помочь, и ей пришлось ждать, пока предводитель сжалится над ней, соскользнет со своего верблюда и подойдет.
— Королевский верблюд не склоняет колени перед маленькой французской девочкой, — сказал он.
Несмотря на жару, она почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Он спокойно смотрел на нее своими непостижимыми серыми глазами, и ей опять показалась в них насмешка.
— Разве у гордых воинов в обычае, что король унижает свою пленницу? — спросила она сдавленным голосом.
Ей показалось, что насмешливые искорки исчезли.
— К какой судьбе стремятся женщины, — сказал он в ответ, — почему покидают свой собственный народ, чтобы позволить другому народу унижать себя?
Неприятно задетая, она опустила глаза. У нее было ощущение, что она стеклянная и этот воин, закрытый покрывалом, может видеть все, что в ней происходит. Он схватил ее сильными руками и засунул назад в седло, не дожидаясь, пока дромедар опустится на колени. Затем вернулся к своему верховому животному и одним элегантным движением взлетел на него. Втайне девушка восхитилась его кошачьей ловкостью, однако внешне осталась невозмутимой. Она находилась во власти воинов пустыни, пользовавшихся дурной славой, и ее дальнейшая судьба не была окрашена в розовый тон. В глазах этих странных сыновей пустыни она является неверной и, кроме того, еще и женщиной, которая без покрывал и мужской защиты отправилась во враждебный мир. Это было просто смешно, и мужчины не могли не насмехаться.
Она сжала губы, жесткие и потрескавшиеся. Слюна стала вязкой, и глотать было трудно. Кожа на лице горела, рубашка под неудобным жакетом прилипла к покрытому потом телу. Хуже всего были, конечно, кожаные сапоги на шнуровке, сильно сжавшие ноги, песок, попавший внутрь, невыносимо тер их.
Караван сделал остановку позади песочной дюны, вытянувшейся в форме серпа, всадники спешились. Картины перед воспаленными горящими глазами Дезире расплывались. В полубессознательном состоянии она выпала из седла. Один из мужчин оттащил ее в тень дюны и положил на торопливо раскинутое одеяло. Она почувствовала что-то влажное на своих губах и лице. Все в ней горело, как раскаленный песок пустыни. Мужчины тихо разговаривали между собой. Со стоном она рухнула на одеяло и решила никогда больше не двигаться.
Сквозь ее сознание пробился запах гари. Мужчины развели маленький костер, чтобы сесть вокруг него кругом и приготовить еду. Никто больше не заботился о ней. Дезире повернулась набок и осталась так лежать, сквозь ресницы наблюдая за мужчинами. Они варили в плоском котле кашу, которая на вид не вызывала аппетита. Затем пустили котелок по кругу, каждый черпал из него собственной деревянной ложкой, тотчас съедал содержимое и передавал котелок дальше. Даже во время еды они не снимали покрывала, просто поворачивали лицо так, чтобы засунуть ложку под покрывало.
Дезире предположила, что, вероятно, они выглядят ужасно и поэтому не осмеливаются показывать свои лица даже врагам и пленникам. Желудок у нее скручивало от голода, мучила тошнота. Она не ожидала, что ей дадут поесть. Эти мужчины были высокомерными и бессердечными, а она всего лишь женщина. Девушка даже не ощущала гнева, потому что очень ослабела.
Туареги закончили есть и приготовили чай, ароматный запах мяты, долетевший до Дезире, почти лишил ее сознания. Она испуганно вздрогнула, когда перед ней очутилась темная фигура. Туарег наклонился к ней и протянул стакан с чаем. Но она не схватилась за стакан: руки отказались действовать. Без всяких церемоний он просунул свою руку ей под спину и немного приподнял ее, затем поднес стакан к ее губам.
— Сначала выдохните, потом пейте, — услышала она голос предводителя, подняла голову и посмотрела прямо в его глаза.
Чай пробудил в ней жизнь. Она жадно выпила стакан и попросила налить второй. Другой воин принес миску с пшенной кашей, в которую была воткнута деревянная ложка. Потом все сели к костру, перестав заботиться о Дезире, которую одолевали возмущение и слабость. Сначала она не хотела прикасаться к каше, но одумалась.
У нее возник план. Верблюды стояли поблизости, их передние ноги были некрепко связаны, развязать узлы не представляло трудности. Она должна попытаться бежать.
Однако для этого требовалась сила. С закрытыми глазами Дезире проглотила пшенную кашу, которая была невкусной и соленой, заставила себя опустошить всю миску, а затем напилась солоноватой воды из бурдюка. При этом ее испытующий взгляд скользнул по верблюдам. Почти все они были еще оседланы, и на них висели бурдюки с водой. Некоторые животные прилегли, большинство все еще стояли и глодали высохшие ветки вокруг. Она запомнила, где заходило солнце. В этом направлении она и хотела бежать.
Дезире не обращала внимания на жар в своем теле. Наступающая ночь принесет прохладу. Она снова свернулась клубочком на старом месте. Воин подошел к ней, бросил несколько одеял и забрал пустую посуду. Затем мужчины снова уселись вокруг костра и начали тихо беседовать. Некоторые из них отправились спать, после того как совершили свои молитвы. Дезире бросилось в глаза, что они молились более из чувства долга, чем по убеждению. По меньшей мере они были все же мусульманами, а мусульман Дезире знала. Они совершили ритуальное омовение песком вместо воды. Поскольку не могли постелить коврики для молитвы, их заменял песок пустыни. Они даже ночью не снимали свои покрывала и оружие держали при себе. Дезире с содроганием заметила сверкавшие кинжалы под развевавшимися одеждами. Она подождала, пока костер догорит и воины впадут в глубокий сон. Стражи не было. Казалось, туареги чувствовали себя совсем уверенно.
До того как стало совсем холодно, Дезире освободилась от одеял, в которые было закутано ее тело. Некоторое время она наблюдала за спящими фигурами, которые, подобно темным узлам, лежали на светлом песке пустыни. Никто не двигался, некоторые тихо храпели. Время от времени до нее доносилось тихое ворчание верблюдов. Она бросила взгляд на небо. Ночное небо над пустыней всегда ее завораживало. Воздух был ясным и чистым, звезды сверкали, как тысячи бриллиантов. Чернота ночи, как мягкий платок, опустилась на землю. Несмотря на это, было не совсем темно. Виднелись контуры дюн, затухавший костер мерцал темно-красным светом между камнями, и воины-туареги в глубоком спокойствии лежали под своими одеялами.
Дезире на четвереньках добралась до одного из верблюдов. К его седлу были привешены два бурдюка, наполненных водой. Животное стояло и сверху вниз почти презрительно смотрело на нее своими большими темными глазами. Дезире призадумалась. Она не могла взобраться на животное и не умела заставить его опуститься на колени. Верблюд мог бы разреветься и разбудить мужчин. Она положила ему руку на шею и ухватилась за седло.
— Пойдем, — начала уговаривать она его, — пойдем.
Верблюд даже головой не двинул. Дезире сильнее потянула за поводья. Животное угрожающе заворчало.