— Эссекор,— внезапно сказал он, — сахар.
— Эссекор, — повторила Дезире медленно, как женщина, обучавшая позади палатки детей.
Он взял в руки маленький кожаный мешок.
— Аррег.
Дезире повторила и это слово и хорошо запомнила его.
Аркани налил чай в чашки. Казалось, что они здесь совсем одни — две крошечные живые точки в бесконечной враждебной жизни пустыни.
— Вы никогда не боялись, оставаясь в пустыне совсем один? — поинтересовалась она.
— У меня нет страха перед пустыней, только очень большое уважение, — ответил Аркани. Степенным, полным достоинства движением он протянул ей чашку с чаем, и она с благодарностью взяла ее обеими руками. При этом их пальцы соприкоснулись. Прикосновение было мимолетным, но она почувствовала трепетание, как от стаи пролетевших птиц. Король обслуживал свою пленницу.
Дезире невольно рассмеялась, опустила глаза и сконцентрировала все свое внимание на чае. Он был очень горячим и крепким. Тем не менее вкус мяты освежил ее. Ей бросилось в глаза, что у Аркани очень красивые узкие руки, почти как у женщины. Однако хватать ими он мог очень крепко, это Дезире уже знала. Она ощущала, что он рассматривает ее.
— Я тоже не боюсь пустыни, — произнесла Дезире. — Мне по-настоящему страшно за отца.
— Кого гонит страх, тот совершает ошибку, — мягко возразил Аркани, — а ошибку совершают в пустыне только однажды, потому что на вторую шанса уже нет.
Он взял другую чашку и сдвинул покрывало со своего лица слегка в сторону, чтобы иметь возможность пить. Этот жест приковал к себе внимание Дезире. Она напряженно следила за его степенными движениями. То, что скрывало покрывало, чуть было не вызвало у нее крик восторга. Аркани оказался невероятно красивым! Лицо длинное и узкое, щеки гладко выбриты, что особенно удивило Дезире: она была убеждена, что под покрывалом скрываются бородатые чудовища, ведь у многих арабов черные бороды. Его длинный нос был очень изящным, ноздри — узкими. Ее это также удивило, потому что однажды она присутствовала на лекции в академии, где один из этнологов рассказывал, что все народы, живущие в жарких климатических зонах, имеют широкие носы с громадными ноздрями, чтобы лучше дышать. Губы Аркани были полными и такими же совершенными, как и его глаза. Подбородок казался угловатым и энергичным. Больше всего Дезире поразил цвет его кожи: она была голубоватой.
Аркани заметил взгляд Дезире и поднял глаза. Она не смогла отвести взгляд, хотя очень хорошо знала, что неприлично так пялиться на мужчину, в каком бы культурном кругу она ни была. Девушка покраснела. Аркани улыбнулся, открыв при этом два ряда великолепных белых зубов. У нее на мгновение перестало биться сердце. Это лицо было так прекрасно, так полно жизни и гордости! Оно обладало изысканно тонким и гордым выражением свободного сокола, которому принадлежали и небо, и мир, и точно с таким же вниманием и остротой смотрели его глаза.
Наступило молчание, проникнутое таким взаимопониманием, что у Дезире чуть слезы не показались из глаз. Это были минуты, когда исчезло различие между ними, они почувствовали себя двумя равными человеческими существами под громадным куполом неба, простиравшимся над пустыней, а не королем и пленницей.
Странное чувство охватило Дезире, и одновременно какая-то невидимая рука будто сжала ее горло. Взгляд мужчины заставил ее забыть об ужасных обстоятельствах, которые привели ее к нему в плен. Между ними трепетала невидимая энергия, как жара, которую излучала раскаленная почва.
Аркани опустился перед ней на скрещенные ноги, поверх которых свободными складками спадала его гандура. Дезире восхищалась тем, как элегантно сидит он в позе, такой неудобной для нее самой. Она восхищалась легкостью его движений, его уверенностью в себе, уравновешенностью всего его существа.
— Я знаю пустыни Аравии, Сирии, Туниса, Египта, — проговорила она тихо, как будто боясь разрушить своим голосом волшебство момента. — Любая из пустынь не похожа на другую. Одна представляет собой бесконечность из желтого песка, другая — гигантское нагорье из скал и камней. Я тоже уважаю ее, но не позволяю ей покорить меня. И все они скрывают в своем сердце тайну. Мой отец пытается раскрыть эти тайны. Я помогаю ему в этом.
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Очень необычно, — произнес Аркани и слегка качнул головой, — для человека, который не родился в пустыне. Большинство людей боятся пустыни и смотрят на нее, как на врага. Нужно любить ее, чтобы распознать ее сердце.
— Я не знаю, любит ли мой отец пустыню. Я и себя никогда не спрашивала об этом. Однако во мне жажда больше узнать о народах, которые до нас ступали по этой земле. Именно эта причина привела сюда моего отца.
Аркани молча опустил глаза и глубоко задумался. Дезире внимательно наблюдала за ним. Она знала, что уже никогда не забудет этого мгновения.
— Отпустите меня, чтобы я могла найти моего отца.
— Там, где находятся духи, они забирают в плен душу. Это нехорошее место — нельзя отправляться туда на поиски. Я не думаю, что твой отец еще жив, и не могу отпустить тебя.
Сердце девушки заколотилось. Она бросила на Аркани умоляющий взгляд.
— Что может вам помешать?
Он глубоко вздохнул и поднялся, одновременно накинув изящным движением покрывало на свое лицо. Только его серые глаза с золотыми точками проницательно смотрели на нее.
— Если боятся потерять разум, то предаются сновидениям.
Аркани ушел и оставил ее сидеть на земле. Ему не надо было надевать на нее цепи. Она была пленницей пустыни... и его глаз.
Глава 16
Неподалеку от оазиса мужчины собрались на совет благородных. Речь шла о чужой женщине. То, что она не была простой пленницей, ясно понимали все собравшиеся.
— Она принесла с собой много забот, — сказал аменокаль[9] Ахитарель, не обращаясь прямо к Аркани. Хотя Аркани был его сыном, он не имел никаких привилегий и обязан был считаться с благополучием всего племени.
— Она представляет собой опасность, — подтвердил Акамук.
— Что может сделать нам одна-единственная женщина? — Голос Аркани оставался спокойным, хотя он был очень взволнован.
— Что она сделает тебе, я не знаю, но она привлечет чужих людей, которые будут искать ее.
— Что же, мне следовало оставить ее умирать в пустыне? — разгорячился Аркани.
— Это лучше, чем оставлять след. Французы как змеи. Они расползаются повсюду, завладевают лучшими участками земли и подавляют коренные народы.
— Только кабилов и харатинов на севере, потому что те живут на плодородной земле. Мы же не являемся рабами пашни. Хоггар принадлежит ихаггарам. Французы не смогут овладеть им.
— Возможно, не Хоггаром, но чужестранкой. Может начаться война.
— Ихаггары не боятся войны. — Менахил поднялся и вытащил свой меч. — Пусть приходят чужие, мы сумеем достойно принять их.
Аменокаль успокаивающе поднял руки.
— Ты забываешь, что они носят оружие трусов.
— Амаер[10] не боится трусов, — возразил Менахил. Разве наших мечей не боятся, разве страх перед голубыми воинами не останавливает любой караван?
— Что вы говорите о войне, мечах и трусах? — слово снова взял Аркани. — Белая женщина не хочет сделать нам ничего плохого, она вообще не хочет оставаться у нас, потому что ищет своего отца, отправившегося с экспедицией в Хоггар. Она не вмешивается в наши дела и нашу жизнь. Мы проявили по отношению к ней гостеприимство, которое свято для нас, и защитили ее от опасностей пустыни. Если она найдет то, что ищет, то снова уйдет.
— Ты захватил ее в плен, — сурово возразил Акамук. — Пленников или превращают рабов, или держат в качестве заложников. Я не вижу, что ты держишь ее как рабыню. Тогда мы потребуем за нее выкуп. Я еще ни разу не слышал о пленнице, которая обладает правами гостьи.
— Она не пленница, — возразил Аркани.