— Да.
— Но и ты должен будешь проявить терпение.
— Да.
Над горизонтом, темной волнистой линией, поднялась громадная красная луна. Дезире уставилась на нее, как на чудо.
— Красная луна, — прошептала она. — Такую красную луну я вообще никогда не видела.
— Таллит техуоре, луна краснеет, потому что видит нас обоих здесь внизу.
Его смех раздался откуда-то из темноты. Рядом с ее ухом прошелестели песчинки, чуть дальше засопели дромедары.
— Будет песочная буря.
Она вздрогнула.
— Итак, для нас красная луна нехороший знак.
— Знаки не всегда однозначны. Путешественнику в пустыне этот знак говорит, что может быть песочная буря, сомневающемуся — что где-то есть надежда.
— А что он говорит нам? — спросила она, затаив дыхание.
Она услышала, как он поднялся.
— Что он говорит тебе, я не знаю. Мне он говорит, что я должен сохранять бдительность.
— Ты просто так убил Менахила, — произнесла она холодными губами.
— Не просто так. Он напал на тебя, хотел тебя убить. Ты находишься под моей защитой. Тот, кто нападает на тебя, нападает и на меня. Я не только имел право его убить, это было моим долгом.
— И ты это сделал, — чуть слышно прошептала Дезире.
— Для него было честью умереть от моего меча, потому что он потерял свое достоинство, напав на тебя. Ты можешь не упрекать себя, мы, имаеры, воины, но у нас есть свои правила, мы все научились убивать мгновенно. Он не страдал.
— Ты хочешь меня этим утешить. — Она подавила рыдание.
— Нет, ты должна понять.
Она коснулась в темноте его руки.
— Но я не понимаю.
— Ты не можешь, потому что остаешься пленницей своего мира. Ты обязана понять, если хочешь узнать наш мир.
— Я никогда не пойму войну и смерть.
— Иногда это необходимо. — Он снова опустился на песок рядом с ней. — Дело не в том, что я не уважаю чужую жизнь. Наоборот, суровая жизнь в пустыне предписывает также суровые правила. Без них мы не смогли бы здесь выжить.
Дезире нацарапала пальцем знаки на песке, не видя их. Если это ее мысли, то они такие же путаные, как клубок змей.
— Ты говоришь, что если он напал на меня, то этим напал и на тебя. Но ведь я чужая для тебя, пленница. Я даже не принадлежу к племени туарегов, а Менахил был туарегом. Разве моя жизнь более ценна, чем его?
— Я вижу, ты совсем ничего не поняла. Речь идет не о том, принадлежишь ты к племени туарегов или нет. Вообще-то никто из нас не употребляет это слово.
Она взглянула на него сквозь темноту.
— Разве не так называют твой народ?
— Так говорят арабы, оно означает «отверженные». Мы живем здесь, вне мира людей. Покинутые Богом. Мы сами называем себя имухары, Бог не оставил нас. Он позволяет нам выжить в пустыне, потому что дал нам острый ум, ловкость и отдал нам пустыню. Пустыня очищает душу. Нигде Бог не близок так, как здесь. Поэтому мы никогда не будем покинуты.
— Все это действительно очень сложно. Я думала, что жизнь в пустыне простая, примитивная.
— Так думают те, кто ничего в этом не понимает, — рассердился он.
Дезире замолчала. Затем снова подняла голову.
— Аркани, кто я для тебя? Пленница? Рабыня? Заложница? Непрошеная гостья? Обуза?
Мужчина тоже некоторое время молчал.
— Это очень прямой вопрос, — ответил он наконец, — и очень невежливый.
Он поднялся и тихо пошел прочь. Дезире сочла это также очень невежливым.
— Проклятие, Аркани, — прошептала она гневно, — почему мы не можем понять друг друга?
Глава 25
Сильная песчаная буря разразилась почти сразу. Сначала солнце позади них спряталось за желтым покрывалом, потом на небе осталось только молочное пятно. Дромедары забеспокоились, заревели и бросились на землю.
Аркани остановил караван.
— Тезакей, тезакей! — закричали мужчины.
На душе у Дезире стало совсем неуютно. Аркани был прав: ничего она не боялась больше, чем непредсказуемых сил природы. Однажды проклятая песчаная буря чуть было не стоила ей жизни. Красная луна — это дурное предзнаменование.
Им не удалось устроиться под защитой скал. Не было времени раскидывать защитную палатку. Воцарилась зловещая тишина, как будто пустыня на мгновение задержала дыхание. Но вот раздался оглушительный рев разбушевавшихся сил природы. Людей накрыло желтое облако песка, сквозь которое они ничего не видели. Тысячи песчинок хлестали кожу. Как Дезире ни поворачивалась, песчинки проникали повсюду: в глаза, нос, уши, под платье. Она закрыла лицо покрывалом, но между зубами скрипели песчинки, и она думала, что задохнется.
Дромедары инстинктивно отвернули головы от ветра. Они могли закрывать ноздри и этим спасаться от ужасной бури. Дезире скорчилась под защитой своего дромедара и жалела животное, которое использовала в качестве стены. Затем она заметила над собой что-то черное: Аркани наклонился над ней и глубже вдавил ее в песок. Он крикнул ей что-то, но она не поняла его.
Рев бури усилился. Дезире охватила паника. Больше всего на свете ей сейчас хотелось вскочить и побежать прочь. Аркани крепко держал ее под защитой дромедара. Девушка потеряла всякое представление о времени. Мучительный страх смерти охватил ее. Песчинки хлестали, находя путь к каждой складке ее тела, окутывали ее враждебным облаком. Она кашляла и плевалась, визжала и молилась, проклинала все испытания и свой безумный план искать отца. Она знала, что Бог, пустыня, духи предков и туареги гневаются на нее.
Однако было слишком поздно. Дезире спрашивала себя, как могла она даже думать о том, чтобы поменять свою красивую, надежную, удобную квартиру в Париже на суровость, лишения и непредсказуемость пустыни. Как можно любить то, что так бессердечно наказывает ее?
Оглушающий рев гудел в голове и хотел, казалось, разнести ее на кусочки. Буря рвала ее одежды, крутила их, прижимала к ней с внушающей страх силой. Если она умрет, последним что она увидит, станет кроваво-красный закат солнца. Она возьмет с собой в другой мир только этот ужасный шум, рев и вой.
Песок сыпался на них. Вероятно, их дромедар уже задохнулся, и скоро они все будут погребены под песком. Ничто не напомнит о том, что здесь разбил лагерь маленький караван, целью которого была грандиозная акция спасения. Однажды ветер обнажит их белые кости, но никто из людей никогда не найдет их, потому что не найдется безумца, готового отправиться в этот уголок земли.
На одно мгновение до ее сознания дошла вся важность того, что значило жить в этой пустыне, как туареги. Да, они должны жить так, как живут, для того чтобы выжить. Все остальное — это лишь высокомерие цивилизации, мнимо превосходящей их.
Девушка наклонила голову еще ниже, перестала думать и молиться. Она умрет в руках Аркани. Внезапно она почувствовала глубокое умиротворение.
Буря прекратилась так же внезапно, как и началась. Дезире больше не замечала этого, потому что ее дух отправился в темное ничто.
Что-то шевельнулось рядом с ней. Давление на ее тело прекратилось. Раздались голоса, они были невнятными и звучали издалека. Потом снова стало тихо. Вокруг нее стало нестерпимо светло, и кто-то ударил ее по лицу.
Ее возмутило то, что ее бьют, хотя она и была мертвой. Или нет? Ее руки зашевелились, она нащупала песок, а затем ткань.
— Аман, — услышала она взволнованный крик.
— Аман!
Это значило «вода».
Дезире ощутила на своих губах боль и завизжала. Что-то влажное коснулось ее глаз. Она с трудом попыталась их открыть.
— Все прошло.
Мягкий голос Аркани успокоил ее. Несмотря на это, она ничего не могла видеть. Ледяной страх пронизал ее: не ослепла ли она. Тогда лучше смерть.
Сильная рука подхватила ее под спину и подняла. Рядом с ней рассерженно ревел дромедар.
— Что случилось? — Она вцепилась в гандуру Аркани.
— Буря прошла. Все живы.
Она прислушалась к его голосу.
— Я нет, — сказала она. — Я чувствую себя умершей.
Снова почувствовав на своем лице что-то влажное, она высунула язык, и Аркани влил ей в рот воду — очень теплую и пахнувшую кожей, но живительную влагу.