Фебрез выкрикивал приказы. Офицеры выкрикивали приказы. Один противоречил другому, и солдаты, парализованные от ужаса, только смотрели на открывшуюся им картину. Яркий свет бил в глаза и, казалось, пронзал мозг. Мгновение спустя на сражающихся гарнизона обрушился шквал копий, мечи рубили их тела.
Воины с севера беспрепятственно перебрались через стены в гарнизон, перерезали солдат во дворе, а потом широко раскрыли ворота. Всадники ворвались в них и напали на тех, кто еще оставался в живых. Началась давка, раздавались вопли умиравших, желтый песок непроницаемой стеной стоял в воздухе и закрывал солнце. Сверкали клинки. Песок на земле окрасился в красный цвет. Удар меча настиг полковника Фебреза. Он без звука свалился.
Горсточка солдат стояла посреди двора гарнизонов. Жалкая кучка с испуганными лицами. Они держали в руках ружья и целились в туарегов. Двор был усеян трупами солдат и туарегов.
Аркани поднял руку. Мгновенно военные действия прекратились. Затем аменокаль спрыгнул со своего мехари, не выпуская из рук ружье, хотя ни разу не использовал его. Оно и сейчас ему не понадобится. Через прорезь своего покрывала он оглядел выживших солдат. Некоторые из них явно испытывали муки отравления, другие были ранены. Аркани сразу узнал Пеллегрю: маленькие, узко поставленные глаза, не очень умный взгляд, хитро сжатые губы. Аркани видел, что ружье в его руках вызывает опасение у Пеллегрю, и его позабавила власть, которой обладало это оружие.
Аркани медленно подошел к нему.
— Я искал тебя, — сказал он на чистом, без акцента, французском языке.
Пеллегрю нервно моргнул маленькими глазками.
— Откуда ты знаешь, кто я такой?
— Знаю. Ты лейтенант Пеллегрю.
— Кто ты? — спросил Пеллегрю, едва ворочая языком. — Как тебя зовут?
— Мое имя ничего не скажет тебе. Оно только для моих друзей.
— А кто твои друзья?
— Те, кого ты убил.
— Ты говоришь по-французски. Ты один из них?
— Почему мне не быть одним из них? — ответил вопросом на вопрос Аркани.
— Если ты говоришь по-французски, тогда ты когда-нибудь снимал свое покрывало.
— Ты ошибаешься.
— Ты хочешь мести?
— Больше нет. Мы добились того, чего хотели. Гарнизона больше не существует.
— Вы возьмете нас в плен? — Для Пеллегрю это казалось хуже смерти.
— Нет, — ответил Аркани.
Лейтенант осмелился бросить взгляд в сторону. Полковник Фебрез был мертв. Большинство офицеров тоже. Одни солдаты были убиты, другие корчились в предсмертных судорогах. Не осталось даже горсточки солдат.
— Я хочу тебя, — произнес Аркани.
Пеллегрю уставился на него. Наступило молчание. Только песок, поднявшийся во время сражения, все еще стоял в воздухе. Струйки пота стекали по вискам застывшего от ужаса лейтенанта. Он бросил на Аркани полный ненависти взгляд.
— Давай бороться, как мужчины, — предложил Аркани.
Его глаза были прикованы к Пеллегрю, он отвел руку с ружьем в сторону, но пока не выпустил его. Пеллегрю тоже сделал движение, не спуская глаз с Аркани.
— Почему я? Каждый здесь сам за себя, — ответил он сдавленно.
— Я даю тебе шанс, хотя ты и не заслуживаешь его. Ты жалкий убийца.
— А ты всего лишь жалкий трус. Если ты и убьешь меня, у вас все равно нет шансов. Современная техника против вас. Комендант отослал телеграмму. Придут солдаты, тысячи солдат. У вас нет ни малейшей возможности выжить.
Ему даже удалось криво ухмыльнуться.
Аркани выпустил из рук ружье. С тихим глухим стуком оно упало на песок.
Пеллегрю видел это уголком глаз. Он не отрывал взгляда от Аркани и в то же мгновение поднял свое ружье. Ему не нужно было целиться. Аркани стоял так близко, что он попал бы в него в любом случае.
Однако еще быстрее рука Аркани выхватила красный меч. Пеллегрю услышал лишь легкий свист в воздухе и даже не почувствовал боли. На лице у него застыла растерянность, мгновение — и голова слетела с плеч и беззвучно упала в песок рядом с ружьем Аркани.
Глава 40
Караван расположился лагерем у южной окраины Бискры. Пустыня и сюда протягивала свои песочные руки и обдавала своим горячим дыханием. Сюда также достигала рука французской цивилизации с ее железной дорогой. Город в оазисе был окружен шелестящими пальмовыми рощами. Пахло фруктами, орошенными полями, в садах зрел богатый урожай.
Филипп заплатил проводнику каравана и дал еще сверх оплаты премию. В конце концов они ведь спасли Дезире и доставили ее до Бискры без всяких помех. Это стоило любых денег, хотя в данный момент он не знал, как будет возвращать долги. Он кивком подозвал дрожки с костлявым мулом. Кучер упаковал личные вещи Филиппа и бросил странный взгляд на Дезире, стоявшую с остекленевшим взглядом возле верблюда. Наступил момент последнего прощания с пустыней.
В последние дни путешествия она снова впала в тупое молчание, сидела, сжавшись, на своем верблюде, как будто окружающие для нее не существовали. Она смотрела сквозь Филиппа, ела и пила механически, чтобы поддержать жизнь в своем теле. Когда они проезжали через оазисы, деревни или лагеря кочевников, Филипп постоянно покупал дополнительную порцию еды для Дезире — свежий инжир, финики, маленькую дыню, свежий овечий сыр с луком. Он следил за тем, чтобы она вдоволь пила. Тело ее было слабым и таким хрупким. Его забота, однако, не выводила ее из состояния полного безразличия. Филипп подозревал, что во время пребывания ее пленницей, должно быть, произошло что-то более значительное, что-то такое, чего он не мог себе представить. Он не хотел даже думать о том, что это могло быть, и только радовался, что она нашлась.
Как в трансе, Дезире взобралась на дрожки и села рядом с Филиппом. Кучер натянул поводья, повозка покатилась по узким лицам Бискры.
Дезире не смотрела ни налево, ни направо. Она воспринимала теснившиеся дома как угрозу и высоко подняла плечи, чувствуя на себе неприязненные взгляды прохожих. Причиной была ее одежда — одежда не арабских женщин. Темные, закутанные фигуры арабок не являлись в Бискре ничем удивительным, однако появление Дезире было впечатляющим.
— Мы возьмем номер в отеле, — сказал Филипп, а потом ты купишь себе новые платья. В этом нельзя ходить по городу.
Он быстро поговорил с кучером, и тот подвез их к самому большому отелю города, импозантному зданию во французском стиле. В прихожей царила приятная прохлада. Посередине, в каменном бассейне, журчал фонтан.
«Какое расточительство», — подумала Дезире и одновременно почувствовала непреодолимое желание оказаться в ванне.
Филипп заполнял анкеты.
— Пожалуйста, спроси, есть ли у них ванна? — прошептала Дезире.
Филипп втайне вздохнул. За много дней Дезире впервые заговорила — и это было желание принять ванну.
— Мы можем принести сидячую ванну в комнату, — сказал портье и смерил Дезире пренебрежительным и недоверчивым взглядом.
— Есть поблизости модный салон, чтобы моя невеста могла одеться? Она парижанка, — пояснил Филипп.
Портье вперил взгляд в голубые глаза Дезире, чтобы найти в них подтверждение этому.
— Само собой разумеется, — проговорил он наконец. — Я велю хозяйке магазина подняться в комнату с маленькой коллекцией.
— Я буду вам за это очень благодарен, — обрадованно воскликнул Филипп.
Он заботливо взял Дезире за руку и повел ее по лестнице наверх в комнату, обставленную массивной темной мебелью. Стены ее были обиты роскошными цветочными обоями. Дезире отшатнулась: хотя комната была очень красивой, почти роскошной, девушке показалось, что она в ней задыхается.
Тяжело дыша, двое служащих отеля внесли в комнату старомодную ванну из литой стали. Затем горничные принесли в ведрах теплую воду, пока Дезире безучастно стояла в стороне, как будто ее ничего не касалось.
Служанки добавили в воду лаванду, и аромат распространился по всей комнате.