— Ты не вспоминаешь Прованс? — спросил Филипп с сияющей улыбкой.
Дезире медленно подошла к ванне и заглянула в воду. Затем подняла глаза на него.
— Ты не мог бы выйти из комнаты?
На одно мгновение он растерялся, но затем поднялся.
— Если ты этого желаешь.
Разочарованный, Филипп покинул комнату.
Еле двигаясь, она разделась: сняла с волос покрывало, расстегнула кожаный пояс, и ее некогда белое одеяние упало с плеч, скинула кожаные сандалии и переступила через маленькую горку ткани, как будто сбрасывала с себя эту жизнь, как змеиную кожу. В заключение девушка сняла цепь с амулетом и бросила его на вещи. Потом осторожно вошла в воду с лавандой и скользнула в нее. Странное чувство охватило ее, когда она ощутила вокруг себя теплую воду. Оно было чужим и одновременно очень знакомым. Это было куском жизни, который, как она думала, оставался где-то позади. Теперь он снова был с ней, и она не знала, хорошо это или плохо. Она закрыла глаза и стала наслаждаться теплом и ароматом воды.
Тепло распространилось по ее обессилевшему телу. В голове гудела пустота, и она не могла ни о чем думать. Перед ее закрытыми веками плясали золотые колечки. Кожа впитывала воду, как высохшая губка. Медленно приходило осознание того, что произошло и к чему привело. Она схватила губку и начала мыться. Сначала помассировала руки, шею, лицо, спину, плечи. Кожа болела и горела. Чем резче была боль, тем сильнее она прижимала губку к коже. Она хотела, чтобы ей было больно, чтобы каждая клеточка ее тела сознавала, что изменилась. Нет больше колющих, трущих песчинок, изматывающей сухости, горячего ветра днем и прохладного воздуха ночью, козьего жира на коже и зеленого чая в желудке, баранины с клецками и сушеными помидорами. Никакой тагеллы с луком и теплого верблюжьего молока, купания в источнике в скалах, ночи любви между дюнами при свете кроваво-красной луны. Нет нежных рук на ее теле...
Она вздрогнула, когда в дверь постучали.
— Мне можно войти? — раздался голос Филиппа. — Я принес тебе корзину с фруктами.
— Да, пожалуйста.
Она поднялась из воды и обернула вокруг тела большое хлопчатобумажное полотенце. Оно было жестким и хорошо разглаженным и приятно пахло после стирки.
При виде Дезире Филипп невольно сглотнул. Плечи у нее еще блестели после ванны, волосы свисали мокрыми прядями на спину, и светлые капли стекали по ее стройным щиколоткам. Она босиком ступала по комнате.
Молодой человек поставил корзину с фруктами на стол и повернулся к ней.
— Дезире! — Его голос дрожал. Он притянул ее к себе. — Дезире! Как я скучал по тебе! Как я боялся за тебя! Как я тосковал по тебе!
Он начал гладить ее по спине, но она отпрянула от него, испуганно глядя на него.
— Что ты делаешь тут? — спросила она.
— Но, Дезире! Я люблю тебя, я желаю тебя, давай будем спать друг с другом, как раньше. Нам было так хорошо! Ты больше не помнишь меня?
Она покачала головой.
— Пожалуйста, не трогай меня, — прошептала она.
— Что ты сказала? — Его руки застыли в воздухе. — Что с тобой сделали?
Она отпрянула от него еще дальше, натолкнувшись на кровать.
— Я устала, — сказала она. — Очень устала.
Одной рукой Дезире отбросила покрывало на постели, а другой еще крепче прижала к себе полотенце, легла в постель и закрылась до подбородка. Ткань прильнула к ее телу, к ее коже, она приятно пахла мылом. Девушка мгновенно заснула.
Чья-то рука крепко держала ее и мешала пробудиться ото сна. Вокруг было еще темно. На небе, как бесчисленные алмазы, сверкали звезды. Она увидела фигуру, которая показалась ей знакомой. Тихий ветер играл складками его длинной одежды, и она четко различила его тюрбан. Аркани! Внутри нее вспыхнула боль. Она хотела бежать к нему, но ноги отказывались. Почему она не может двигаться? Потом она поняла, что ее запястья охвачены жесткими веревками и эти веревки привязаны к двум верблюдам. Ее охватила паника. В отчаянии она осмотрелась. Тут стоял Филипп, напротив Аркани и еще много людей: солдат во французской военной форме, арабских погонщиков верблюдов, мужчин и женщин в европейской одежде. Их становилось все больше и больше вокруг нее. С любопытством, в ожидании интересного события, сенсации, они пальцами указывали на нее, презрительно смеялись, качали головами. Они выказывали неодобрение и были полны ненависти. Целую палитру эмоций можно было прочитать на их лицах. Только не на лице Аркани. Он оставался под покрывалом.
И тут вперед выступили двое мужчин в арабской одежде. В одном из них Дезире узнала тучного торговца коврами, в другом — шейха с автомобилями.
— Нет! — хотела закричать она, но из горла у нее не вылетело ни звука.
У обоих арабов в руках были длинные палки, которые они угрожающе подняли. Аркани подошел к голове одного верблюда, Филипп — другого. Потом оба раба ударили палками животных. Безумная боль пронзила ее тело.
Дезире выпрямилась и проснулась. У ее постели сидел Филипп и тряс ее. Она взмахнула руками.
— Уходи, уходи!
— Дезире, приди в себя, это я, Филипп.
Она уставилась на него, как будто заставляя себя узнать его. Крошечные капельки пота выступили у нее на лбу и верхней губе. Филипп хотел промокнуть их платком, но Дезире отвернулась.
— Ты видела плохой сон, моя дорогая, — сказал он мягко. — Но я тут, тебе не нужно бояться.
Она тяжело вздохнула и опустила голову на подушку. Филипп смотрел на нее, и в чувствах его бушевали озабоченность и гнев. Хотя он никогда не порицал отца Дезире за то, как тот воспитал свою дочь, теперь стало видно, какие семена тот посеял. Филипп считал пагубным то, что тот, еще когда Дезире была ребенком, брал ее с собой в экспедиции и познакомил ее с восточной экзотикой. Дезире впитывала в себя культуры разных народов, и ей ничего не стоило кинуться в безумные и опасные приключения. Старый Этьен заразил ее тем, что во всем мире в земле зарыты нераскрытые сокровища. Нужно их только искать. Он обладал беспокойным духом и передал его девочке. Ее привычка носить порой мужскую одежду была достаточно безобидным отрицанием окружавшей ее обыденности, но, когда она при случае рассказывала о своих экспедициях и раскопках, Филиппа начинала наполнять серьезная озабоченность. Если бы только он не занялся этим проклятым горным проектом в колониях, они давно уже были бы женаты.
Он представил ее в длинном белом платье с романтической вуалью и венком из цветов. Да, будучи его женой, она не ухватилась бы за подобную авантюрную идею и не захотела бы в одиночку одолеть Сахару.
Он нежно обнял ее.
— Знаешь, мы скоро поженимся и вернемся в Париж, там у тебя снова будет налаженная жизнь, и ты забудешь обо всем, что здесь испытала. Конечно, никто не сможет вернуть твоего отца, но теперь у тебя есть я, и я буду о тебе заботиться, защищать и любить тебя.
Дезире подумала. Перед ее глазами засветилась обманчивая картина надежности, к которой она протягивала руки. Налаженная жизнь, за ней ухаживают, служанка гладит ее платья и рубашки Филиппа, а перед домом с грохотом проезжают экипажи, вечером Филипп возвращается домой и приветствует ее нежным поцелуем. Потом они садятся вместе в уютной гостиной, она вышивает подушку, а он листает газеты, которые купил на улице. Служанка приносит им сыр с печеньем и оливками и два стаканчика бордо. Они радуются, потому что долго друг друга не видели. Но откуда же возьмется радость, если все это происходит каждый день?
Девушка провела рукой по глазам, как бы желая стряхнуть с себя дурной сон.
— Ты не хочешь встать? — спросил Филипп. — Я заказал завтрак в комнату. Потом придет модистка и снимет мерку. Она принесет также платья, белье и аксессуары, чтобы ты снова могла выходить на улицу. Остальную часть твоего гардероба мы купим позже.
Она медленно подняла голову, веки у нее были тяжелыми.
— Ты стыдишься выходить со мной на улицу? — спросила она.
Он рассмеялся.
— Где твоя голова? Каждый мужчина завидует мне из-за тебя, а женщины удивленно смотрят тебе вслед. Ты красива и элегантна. В правильном гардеробе.