— Я подъеду туда. Скажите только, когда мне появиться?
— Эээ… — Лео на секунду задумался. — Часов в восемь вас не затруднит? Тогда мы могли бы обернуться за день.
— Не затруднит.
— Превосходно. В восемь у гостиницы. Я рад нашему знакомству, Алекс.
…Договориться с хозяином, синьором Пьячентини, не составило Алексу особого труда. Синьор Пьячентини — добрый и отзывчивый человек, во-первых. Во-вторых, он — старый друг родителей Алекса, давно уехавших из К. к старшей сестре Кьяре, в Верону. Синьор Пьячентини присматривает за Алексом, а его жена, не менее добрая и отзывчивая, регулярно приглашает юношу на семейные обеды. И наконец, на руку Алексу сыграла вчерашняя вечеринка в честь открытия Центра скалолазания. Объемы рубашечных продаж таковы, что Алекс может не работать всю оставшуюся часть года и выйти только к Рождеству.
Единственный недостаток синьора Пьячентини состоит в том, что он чрезмерно любопытен. Впрочем, этим недостатком страдают все жители микроскопических городков, где годами ничего не происходит. К. не исключение, хотя даже здесь Алекс на короткой ноге далеко не со всеми. Зато синьору Пьячентини они почти что родственник, вот и приходится отдуваться за родственные чувства и за завтрашний отгул.
Отдувался Алекс ровно час. Для начала он в подробностях рассказал хозяину о произошедшем с кладбищенским сторожем. Упомянул даже о ламповом радиоприемнике «Saba» и дефиле близнецов Эрика и Аннеты в сторону детской площадки. И лишь об одном умолчал: о красной, нарисованной фломастером полосе на шее старика. Да еще о запонках, доставшихся Алексу не совсем законным путем. После того как со стариком было покончено, синьор Пьячентини перешел к завтрашнему дню.
— Так зачем же тебе понадобился отгул, Алекс? — спросил он.
— Мне нужно отлучиться из города.
— Что-то такое, что не может подождать до выходных?
— Можно сказать и так. Один человек попросил меня поехать с ним в одно место…
— Ты говоришь загадками, — синьор Пьячентини недовольно поморщился. — Что еще за человек?
— Его зовут Лео…
— Лео… Не тот ли парень, который приехал сюда на дорогущем авто?
— На «ламборджини», да.
— Когда же ты успел с ним познакомиться?
— Сегодня вечером. В баре у Джан-Франко…
— Сегодня вечером, так-так… И уже собираешься куда-то ехать с чужаком?
— Он просто попросил меня показать окрестности.
— Почему именно тебя? Насколько я знаю, весь день он провел с Пьетро Моретти. А ты ведь больше не работаешь на него. Или я что-то путаю?
— Все верно, синьор Пьячентини. Но это не касается тех дел, что он ведет с синьором Моретти…
— Разве?
Любая информация распространяется по К. со скоростью света. Синьора Пьячентини и близко не было в баре. Там не было ни одного из его друзей, с которыми хозяин магазинчика играет в покер по пятницам. Там не было ни одной подруги его жены Франчески, с которыми она раз в месяц отправляется на шопинг в Больцано. И тем не менее синьор Пьячентини в курсе всех дел. Вряд ли он обратил бы внимание на кого-нибудь из пришлых сноубордистов или начинающих горнолыжников, но появление в К. «ламборджини» — событие, сопоставимое с приездом Вольфа Бахофнера и даже самого папы. Мимо него не пройдешь.
— Это совсем другая история, — отчаянно закивал Алекс.
— Что за история?
Что-то подсказывало Алексу: о его завтрашнем восхождении к форпосту лучше промолчать. В К. и без того настороженно относятся к чужакам, а уж тем более таким: интересующимся не самыми благополучными страницами его истории. О которых никто не любит вспоминать. Скрыть факт отъезда вряд ли удастся: свидетели их с Лео завтрашнего отъезда обязательно найдутся. И — рано или поздно — о нем узнает синьор Пьячентини, и ему вряд ли понравится, что Алекс не поставил его в известность относительно своих планов. «Речь о доверии, — любит повторять синьор Пьячентини, — мы должны доверять друг другу. Так будет спокойнее — и тебе, и мне. И твоим родителям, перед которыми я несу ответственность».
Родители — неубиваемая карта.
Разговоры о родителях вяжут Алекса по рукам и ногам, заставляют быть откровенным с синьором Пьячентини даже в мелочах, правда, сегодня он кое о чем умолчал. Но первый блин, — вопреки опасениям Алекса, вопреки его вечно горящим щекам, — не вышел комом, а получился вполне съедобным. И синьор Пьячентини проглотил его, не поморщившись. Теперь у Алекса наготове вторая порция, где искусно смешались правда и ложь. Вернее, не ложь — легкая недоговоренность.