— Ну же, что ты медлишь, малыш?
— Сейчас, сейчас…
Для того чтобы водрузить запонки на место, новоиспеченному «малышу» пришлось приложить некоторые усилия: толстые штырьки никак не хотели влезать в тканевую прорезь. Но когда Алексу все же удалось пропихнуть их, случилось нечто странное: манжеты, до того болтавшиеся довольно свободно, обхватили запястья старика плотным жгутом. Да так сильно, что к кистям и пальцам прилила кровь, а через минуту они и вовсе посинели.
Что-то здесь не так.
Необычной была и реакция синьора Тавиани: он не стал паниковать, не стал возмущаться. Он смотрел на происходящее с его руками совершенно отстраненно. Он как будто оцепенел и пришел в себя лишь после того, как Алекс вырвал угнездившиеся в прорезях монеты.
— Никаких других запонок у вас нет, синьор Тавиани?
— А эти чем нехороши?
Неужели старик не видит неестественного цвета кожи на собственных руках? Неужели не почувствовал боли или хотя бы неудобства? Похоже на то. Но углубляться в обсуждение неожиданно возникшей проблемы Алекс не стал, списав все на возраст своего восьмидесятидевятилетнего клиента. Возможно, все ощущения у таких древних старцев притуплены, а болевой порог занижен, — кто знает?
— Всем хороши. Вот только не совсем подходят к рубашке. Без посторонней помощи вы их не наденете, а я не всегда смогу быть рядом… Давайте подберем вам еще что-нибудь.
— Мы вроде бы сошлись на этой.
— Есть кое-что подешевле, но такого же качества. И с пуговицами.
— Подешевле?
Последний аргумент молодого продавца показался синьору Тавиани весомым, и спустя пятнадцать минут Алекс уже пробивал чек на тридцать пять евро и паковал белую рубаху (на этот раз с пуговицами на рукавах) в пакет. После чего проводил старика до двери:
— Заглядывайте почаще, синьор Тавиани. Всегда рад вас видеть.
— Я купил все, что нужно, — отрезал сторож. — Но все равно спасибо тебе, малыш.
Все это случилось в среду, а уже в четверг, придя на работу, Алекс обнаружил в углу прилавка вчерашние запонки синьора Тавиани. Как могло случиться, что старик забыл их? Алекс хорошо помнил, что отдал запонки сторожу прямо в руки, дальнейшая их судьба не особенно его интересовала. Почему синьор Тавиани не опустил их в карман, а оставил в магазине?
Он старый — вот и объяснение.
Память у старого человека не длиннее штырька, который Алексу с таким трудом удалось внедрить в плоть манжета. Она и на ровном месте может споткнуться, в спокойной обстановке, а тут столько событий! Выбор товара, примерка, передача денег, — и про запонки никто и не вспомнил. Зато у Алекса будет возможность присмотреться к ним повнимательнее.
Монеты, припаянные к штырькам, оказались арабскими. Двадцать тунисских франков 1939 года. «Protectorat Français» было выбито на них: «Протекторат Франции». И Тунис, и Франция топтались в кругу затейливого растительного орнамента. Орнамент местами стерся, а припой у основания штырьков выглядел довольно грубо, что выдавало кустарную и не слишком аккуратную работу. Несмотря на это, запонки чрезвычайно понравились Алексу. Они были эксклюзивными (любимое словечко синьора Моретти), и при желании вторую такую пару запонок не найдешь. Они были достаточно старыми, чтобы перекочевать в разряд антиквариата. Интересно, каким образом арабское серебро попало в руки к кладбищенскому сторожу из забытого богом городка в Южном Тироле?
Об этом Алекс и собирался расспросить у синьора Тавиани, отправляясь к нему в свой обеденный перерыв, чтобы вернуть забытые на прилавке запонки.
…Сторож жил в маленьком доме рядом с кладбищем, всего-то метрах в пятидесяти от сложенной из обломков скальных пород ограды. При доме имелся садик с двумя огромными двухвековыми соснами, небольшой клумбой и аккуратной поленницей. И поленница, и клумба содержались в образцовом порядке — так же, как и сам дом, стены которого были выкрашены в бледно-розовый цвет. Дом смотрел на Алекса чисто вымытыми окнами, обрамленными красными ставнями. Взлетев на крыльцо, Алекс несколько раз стукнул в дверь костяшками пальцев и громко произнес:
— Синьор Тавиани!
Ответа не последовало.
— Синьор Тавиани! Это Алекс из магазина мужских сорочек. Вчера вы кое-что у меня забыли… Вы дома, синьор Тавиани?