— Кто ты такой, мать твою? — Прорычал он. В лицо мне ударило облако паров старого спиртного. Он пах как перебродившая партия виски на пивоварне, и этого было достаточно, чтобы я закашлялся.
Я почувствовал присутствие Офелии позади себя, поэтому потянулся назад и притянул ее к себе. Она не сводила глаз с земли перед нами, сосредоточившись на бутылке бурбона.
— Тебе не обязательно знать, кто я, но ты ведь знаешь, кто это, верно?
Он кашлянул.
— Да, это моя маленькая девочка.
— У тебя нет права так ее называть. Если бы она была твоей маленькой девочкой, тебе не следовало бы трогать...
— Я не трогаю свою дочь! — Крикнул он, шагнув вперед.
Офелия подняла на него глаза, и на ее лице вспыхнул гнев, исказивший ее прекрасные черты в нечто зловещее.
— Да, это так! — Сказала она. — Как ты смеешь отрицать это! Как ты смеешь... — Ее грудь сжалась и оборвала фразу.
— Если я и прикасался к тебе, то только потому, что принимал тебя за твою мать, — сказал он, и это было самое убогое оправдание, которое я когда-либо слышал. — Это не моя вина.
Ее нижняя челюсть дрогнула, но она нашла свой голос.
— Когда мне было восемь, папа?
— Не называй его так, блядь, — сказал я. — Мужчины, которые внесли вклад в нашу ДНК, не имеют привилегии называться папой, потому что они ее не заслужили. Они никогда не были отцами. Вот почему своего я называл Человеком. Называй своего как хочешь. Мешок с дерьмом. Донор спермы. Грязный чертов педофил. Называй его как хочешь, но не называй его папой.
Внимание ее отца переключилось на меня.
— Она лжет тебе. Она - жаждущее внимания отродье. И всегда такой была.
Если он думал, что я отвернусь от Офелии из-за слов какого-то пьяницы, то его ждал приятный сюрприз. Кое-что очень унизительное.
На его лице промелькнула ярость, когда я не купился на чушь, которую он пытался впихнуть мне в глотку. Он сделал шаг к Офелии, но я встал между ними и поднял свой нож.
— Что ты собираешься делать, сопляк? Зарезать меня?
— Именно это я и собираюсь сделать, ты, больной ублюдок. — Я вонзил нож ему в брюхо, и он упал на меня. Кровь поползла из темного пятна на его нижней рубашке и скользнула по моей руке. Я вырвал нож и оттолкнул его от себя. Он упал на кресло с тяжелым стуком и, даже смертельно раненный, потянулся за бутылкой. Я покрепче сжал нож, полагая, что он попытается использовать бутылку в качестве оружия, но он лишь открутил крышку и наклонил горлышко бутылки к губам. — Да что с тобой такое, старик?
— Со мной все в порядке, — прохрипел он. — Пожалуй, это тебе лучше попросить прощение у господа.
— Господу не нужно мои извинения, — сказал я, передавая нож Офелии. Обхватив рукоять пальцами, она посмотрела на меня в поисках разрешения. Ей не нужно было разрешение, чтобы получить заслуженную месть, и теперь, когда он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, она могла спокойно ее получить.
Она шагнула к нему и наклонилась вперед, держа нож наготове.
— Признайся, что ты прикасался ко мне.
— Я ни черта не признаю, — прорычал он в ответ, и из его рта потекли кровавые капли.
— Признайся! — Закричала она, слезы душили ее слова.
Я схватил ее за плечо.
— В этом мире есть два типа злых людей. Одни хвастаются своими поступками, а другие отрицают их. — Я не был уверен, кто из них страшнее и зловещее. Ее отец или мой. Два человека, разрушившие свою семью и построившие вокруг себя мир, который подпитывала только боль. Мой отец был чертовски злым. Этот человек был злом в другом смысле. Несмотря ни на что, дьявол будет одинаково трахать их обоих в задницы всю вечность. — Он никогда не признает того, что сделал с тобой. Если ты хочешь отомстить, делай это сейчас, пока не поздно. Мой отец кричал о своих злодеяниях с крыш, а твой унесет свой мерзкий секрет в могилу. Сказать это вслух – значит признать его больную похоть к детям, к его собственному гребаному ребенку. Признать, что это не было каким-то пьяным дурманом, который он выдумал, чтобы оправдать свои поступки. — Я переключил свое внимание на него. — В мире не хватит алкоголя, чтобы заглушить эти желания, ты, больной ублюдок. — Я пообещал ей ее месть, но не мог не замахнуться на него и потянув кулак вперед, ударил его головой в подголовник.
Офелия последовала за моим ударом, вонзив нож ему в грудь. Она вырвала его и снова вонзила. Его глаза расширились в шоке от предательства. Он не ожидал, что она будет сопротивляться, но она оказалась сильнее, чем он предполагал. Сильнее, чем я предполагал. Офелия выпустила рукоятку ножа и повернулась ко мне. Кровь смешалась со слезами на ее лице и потекла блеклыми реками. Ее грудь вздымалась, и я понял, что ей нужно утешение, но я понятия не имел, как утешить другого человека. Даже с матерью я мог лишь убедиться, что она не одинока. Я просто присутствовал рядом. Я знал, как это сделать. Но я точно не был тем человеком, который мог бы ей помочь.
Я обнял ее и неловко прижал к себе, а она начала всхлипывать, все ее тело подрагивало от нахлынувшей боли. Ее колени подкосились, и я подхватил ее и опустил на землю. Она свернулась калачиком, а я сел позади нее и стал гладить ее по спине, пока ее захлебывающиеся рыдания превращались в оцепеневшие и прерывистые хныканья. Ей нужно было больше, и я хотел дать ей больше, но просто не знал, как помочь человеку, который так расстроен.
Я положил ее на спину и забрался на нее, прижав ее к себе, пока ее вздымающаяся грудь не затихла подо мной. Она впилась ногтями в мои вытянутые руки, и я просто сделал себя настоящим. Я был просто предметом, в который она могла вцепиться когтями, пока отбивалась от мужчины, который всегда будет ее преследовать. Ее руки покинули мои руки и прижались к моей груди. Из ее рта вырвался гортанный крик, когда она сжала руки в кулаки и послала слабые удары в мои бока.
— Пошел ты! — Крикнула она, когда ее руки упали на деревянный пол. На моих глазах у нее закончился бой. Она нанесла последний удар ногой, который опрокинул бутылку с бурбоном на бок, и запах окутал нас.
— Вытащи это из себя, — сказал я ей.
— Это было не в твою сторону, — сказала она со сдержанным вздохом.
Я ухмыльнулся.
— Кое-что могло бы прилететь и мне. — Мы уставились друг на друга, и между нами повисла тишина. — Прости, я не знаю, что делать. Я не привык иметь дело с травмами, которые я не наносил. — Я отпустил ее, и она села рядом со мной.
— Что мы сделали? — Спросила она, ее плечи наконец расслабились.
— Ничего. По крайней мере, он это заслужил.
— Даже если он заслуживал этого, мы просто забрали жизнь. Я даже не знаю, как скрыть подобное. — Она жестом указала на тело отца.
— Я займусь этой частью. Заверну его во что-нибудь, закину в кузов грузовика и брошу в яму вместе с остальными демонами. У него есть друзья? Кто-нибудь, кто мог бы прийти за ним?
Она покачала головой.
— Обычно я покупаю все, что ему нужно. Он просто сидит в этом кресле и напивается до одури. Он редко выходит из дома.
— Тогда это удобно для тебя. Просто продолжай делать покупки, как будто ты покупаешь для двоих.