Линнет подавила гнев и взяла себя в руки. Она сделала глоток и сказала:
— По-моему, джин и красный вермут.
Он поднял брови и наклонил голову в знак согласия.
— Или вы большой знаток, или у вас хорошо развито чувство вкуса.
Она слегка улыбнулась.
— Если это вас интересует, мои родители содержат загородный отель. Я не новичок в составлении коктейлей.
— Понятно. А где это находится?
— В Суссексе.
Это вырвалось совершенно случайно, просто она перестала контролировать себя. Теперь это не имело никакого значения, но она поняла, как было бы трудно работать у него и постоянно следить за своей речью. Он слишком наблюдателен, чтобы не сделать выводов, если она все время будет проговариваться в ежедневных разговорах.
— Моя жена была из Суссекса, но я плохо знаю эту часть Англии, — сказал он. — Мы никогда там вместе не были. Обстоятельства не позволяли покидать континент.
Бьюсь об заклад, что позволяли, мрачно подумала Линнет. И он упоминает об этом равнодушно.
— Я сама не жила там долгое время. Я училась музыке в Лондоне, — пояснила она, удивляясь, скоро ли она сможет сообщить ему о своем решении исчезнуть. Чем дольше она оставалась рядом с ним, тем больше он приводил ее в замешательство. Так или иначе, она понимала, что долго будет помнить этого человека. Она могла его ненавидеть — и она ненавидела, — но он произвел на нее неизгладимое впечатление. Она никогда не встречала никого, кто был бы на него похож.
— Вы уже ели? — неожиданно спросил он.
— Нет, — ответила она, отвлекаясь от своих мрачных мыслей.
— Я так и предполагал. Здесь никто не ужинает так рано. Так что я рискну заказать для вас еще раз местный деликатес, это блюдо готовится из теста… Тесто нравится всем, так что я буду застрахован от обвинений в шовинизме или чем-то еще.
В его голосе послышалась издевка, и Линнет стало неловко.
— Нет, правда… Я могу поесть в отеле… — начала было она, чувствуя себя неудобно от того, что он заказывает ей еду, тогда как она хотела сейчас отклонить его предложение. Но это было глупо, ведь счет в отеле оплачивал тоже он. Ее угнетала и раздражала его простота, но еще больше — его мужественность, и ей хотелось уйти.
Но было слишком поздно; он уже подозвал официанта, тот записал заказ и исчез. Ее бегство откладывалось, по крайней мере на время, нужное для того, чтобы приготовить и съесть блюдо. Ей ничего не оставалось, как смириться с овладевшим ею чувством неловкости.
— Косима постоянно говорит о вас, — заметил он, — все время повторяет: «Когда снова придет Линнет?»
Линнет задержала дыхание.
— И что… что вы ей ответили? — спросила она, запинаясь.
— А как вы думаете? Что я принесу вас домой, празднично упакованную и перевязанную розовой ленточкой?
Это не ответ на вопрос, кисло подумала она.
Но его слова прозвучали так, как будто она должна была понять их суть. Макс ди Анджели рассчитывал получить то, что хотел.
Официант принес им макароны с соусом из ветчины и сыра и графин с охлажденным белым вином. Все было просто и превосходно, и Линнет не могла не сознаться, что ей все нравится.
— Косима — ребенок, который может дать любовь и привязанность, но не сразу и не каждому, — рассудительно сказал Макс, — я думаю, что вы поживете у нас две недели как гостья, а в конце этого срока сами решите: останетесь или нет.
— Вы, вероятно, считаете само собой разумеющимся, что я останусь, — резко ответила Линнет.
Он пожал плечами.
— Почему нет? В данный момент вы птичка без песни. Но здесь, в Италии вы будете окружены музыкой и красотой. Косима сейчас нуждается в человеке, похожем на вас. Может быть, и вы в ней нуждаетесь?
Он не знает, что говорит. Это невозможно. Ее любовь к Кэсси происходит из того факта, что она была дочерью Джоанны, а он же не мог этого знать.
Но это было правдой. Если она сейчас уйдет, встанет на путь трусливого бегства, она навсегда оборвет нить в свое детство.
И вместо того, чтобы сказать то, что она собиралась сказать, Линнет спокойно ответила:
— Хорошо, синьор. Две недели, Певчая птичка попала в позолоченную клетку, подумала она печально, даже сейчас не понимая, почему она переменила свое решение и согласилась жить под одной крышей с этим человеком, которого не любила и которому не доверяла.
Конечно, ради Кэсси, убеждала она себя, ради моей дружбы с ее матерью. Но как бы она ни объясняла это, Максимилиане ди Анджели заставил ее сделать то, чему противился ее инстинкт самосохранения. И хотя бы поэтому он казался страшным.