— Я давно перестал верить людям, Кристина, — отвечает он дрожащим от напряжения голосом, после продолжительной паузы, — и я правда не знаю, как научиться это вновь делать с тобой.
Она не может поверить услышанному. Не может поверить в данный ей волею самих Небес шанс. В уголках светлых глаз вновь собирается влага, знаменующая такое долгожданное облегчение, и Кристина смаргивает её легким взмахом длинных ресниц.
— Мне всё равно, сколько времени на это потребуется, — выдыхает она, не силясь скрыть улыбки, тотчас заскользившей по бледному лицу, — Эрик…
Собственное имя, сорвавшиеся с розовеньких губ Кристины в столь нежном тоне, заставляет сердце Призрака тихонько, неуловимо для него самого трепетать и ласково греть глухим огоньком изнутри.
— Ты прекрасно рисуешь, — вдруг говорит девушка, отчаянно желая заполнить образовавшуюся между ними тишину, — я случайно нашла несколько картин, пока прибиралась, и, знаешь, они невероятно красивые.
— Боже, — выдыхает Эрик, отводя взгляд в сторону и поджимая губы, — ты то бежишь прочь от меня, то прямо-таки срываешь с петель дверь в самую мою душу…
— Ты изучал меня всю с самых ранних лет по сей день, — с укором говорит девушка, ерзая на краю кровати, — несправедливо, что мне о тебе известно так мало.
— Я не готов рассказать тебе свою историю, — шепчет Эрик и в голосе его сквозит неприкрытая боль, — и вряд ли буду однажды.
Девушка рассеяно кивает, глухо вздыхая. Как бы сильно Кристина не желала услышать о его жизни всё, она понимает…
Понимает, как тяжело ему вспоминать всё то зло, что окружало его с самого рождения, что жестоко било его каждый раз, когда он наивно доверял, что толкало его скитаться по всему свету в поисках надёжного убежища.
Понимает, как нелегко ему было дать ей этот призрачный шанс на прощение, как сложно ему было переступить через себя и собственную гордость, чтобы попытаться вновь поверить своему предавшему однажды Дитя Музыки.
— Как бы то ни было, — откликается она нежно, — я готова тебя выслушать всегда.
— Знаю, — вполголоса отвечает Эрик, поправляя сползшее с его груди одеяло, — теперь знаю.
Он чувствует глухую боль в затылке, разносящуюся эхом по всему телу, вынуждающую стиснуть до скрежета зубы, чтобы подавить готовое вырваться из груди стенание.
— Отдохни хотя бы ночь, — хрипло обращается он к Кристине, надеясь остаться в одиночестве раньше, чем на него накатит невыносимая агония, — прошу, тебе необходим сон, Кристина.
Она неловко пожимает плечами, явно не желая покидать дом у озера, и поднимает на Эрика полный трепетной надежды взгляд, спрашивая вкрадчиво:
— Но ты же позволишь вернуться завтра?
— Если это то, чего ты желаешь, — сдается Призрак, сжимая руки, укрытые одеялом, в кулаки до побеления костяшек, пронзая короткими ногтями тонкую кожу своих ладоней, — а пока нам обоим нужно поспать, хорошо?
— Хорошо, — соглашается девушка, мягко улыбаясь, — только будь осторожнее и не поднимайся из постели лишний раз.
Он заставляет себя усилием воли улыбнуться ей в ответ, и Кристина, наконец, поднимается с кровати, чтобы неторопливо двинуться к выходу из спальни.
— Спасибо тебе, Эрик, — выдыхает она, замерев на секунду на пороге, — спасибо, что поверил.
Едва она покидает комнату, как Призрак резко изворачивается на простынях, отбрасывая в сторону осточертевшую маску, и тяжело выдыхает в подушку.
Решение, приятное им, заставляет вновь и вновь вспоминать о том, чему он стал свидетелем на треклятой крыше театра. Вспоминать о том, как сильные руки виконта де Шаньи тянутся к её хрупкой фигуре, чтобы в следующий миг прижать к себе, защитить от мрака, защитить от Эрика.
Пальцы судорожно сжимают покрывало, пока его душат горькие, отчаянные слёзы; горло вновь сводит чуть ли не до рвотного позыва. Он вновь вверяет свою душу в неловкие руки дитя, словно какую-то игрушку. Вновь подчиняется красивым и теплым словам. Вновь собственноручно обрекает себя на страшные муки, ставя кровью размашистую подпись на договоре, предоставленном самой лживой Далилой, в лице Кристины..
Сегодня он проваливается в сон, вымотанный бесконечной ненавистью к себе и своей слабой воле. Проваливается в сон, не убаюкиваемый нежными касаниями мягких рук самой любимой девушки, принадлежащей как сердцем, так и душой другому, не убаюкиваемый её тонким ангельским голосом, поставленным самим Эриком когда-то.
Этой ночью его обязательным кошмаром становится разрушившая всю его жизнь и сердце помолвка в столь романтичной атмосфере на крыше Гранд-Опера Парижа, вынужденным созерцателем которой он оказался, иронично скрываясь за каменной фигурой богини победы. Ника* ему не помогла. Он проиграл. Этой ночью Она, незримый Ангел, не спасет Эрика от самоистязания собственным сознанием, не остановит его тяжелые, утопающие в мягкой подушке стенания.
Этой ночью он остается один на один со своими кошмарами.
Один в плену Морфея.
Комментарий к Пятая глава
*Ника - греческая богиня Победы.
========== Шестая глава ==========
Тупая боль в голове и горло, саднящее от пролитых за ночь слёз, заставляют Призрака очнуться ото сна. Осознание реальности возвращается не сразу, а лишь постепенно, воскрешая воспоминания о прошлом вечере, ставшим для них с Кристиной новым началом.
Он неловко приподнимается на дрожащих руках, подтягиваясь к спинке кровати, и обессилено облокачивается на холодное дерево изголовья, тяжело вздыхая. Бросив быстрый взгляд на ампулы морфия, Эрик решает убрать их подальше и более не поддаваться соблазну — боль уже не так невыносима, как прежде.
Несмотря на физическое облегчение, эта ночь, проведенная в гордом одиночестве, оказалась настоящим испытанием. Казалось бы, за столько лет пора бы привыкнуть к кошмарам, и он правда привык, но…но не к таким мучительным.
Методично потирая стучащие виски, Эрик оглядывает пустую комнату и бессознательно чувствует, как здесь не хватает Кристины, которую он так отчаянно не желал видеть прошлым вечером. Не желал лишь из-за своей неприкрытой слабости перед ней и щемящей боли в груди, вызванной нескончаемой несправедливостью Судьбы к нему.
Лишь сейчас Призрак начинает, наконец, понимать, как глупо было держать обиду на Кристину, на его милое Дитя, лишь за то, что она сказала правду. Правду, которую побоялась высказать ему в лицо. Правду, которая неизбежно бы резанула стилетом по глубоко любящему сердцу мужчины и оставила на нём неизгладимый шрам… Так оно и вышло.
Робкий стук в дверь спальни заставляет Эрика очнуться от собственных мыслей и торопливо нацепить на лицо маску, не желая показываться сейчас даже самому себе, не то, что другим.
— Эрик, — слышит он родной сонный голос и чуть улыбается, наблюдая за тем, как девушка в одном лишь чайном платье тихонько проскальзывает в спальню.
Он вдруг понимает, что она ещё до восхода солнца покинула свою постель, чтобы придти к нему. Её и без того кучерявые волосы все спутаны, глаза затуманены пеленой сна, а на бледном лице так и остались кривоватые отпечатки от большой подушки.
— Ты так рано, — говорит он с укором, — тебе стоило поспать подольше…
— Меня измучила бессонница, — отвечает Кристина, тихонько зевая, и неторопливо проходит к Эрику, — а ты? Как ты спал сегодня?
— Прекрасно, — врёт он, боясь даже позволить ей предположить о том, что истязало его всю эту ночь.
Девушка усаживается на постели совсем близко к Призраку и дарит ему ласковую улыбку, мягко накрывая ладонями его пальцы, покоящиеся на коленях.
— Могу я хоть что-то сделать для тебя? — ласково спрашивает Кристина, вглядываясь в его глаза с надеждой.
Бессознательно Эрик задумывается об этом. Ему вообще ничто и никогда не было необходимо. Ничто, кроме его Музыки, его единственной отрады. Отрады, никак не доступной ему сейчас из-за полностью отсутствующей у него координации.
— Мне не хочется просить об этом, — откликается Эрик, глухо вздыхая.