Вместо ответа девушка только переводит свои сонные глаза на замершего в ожидании её ответа Призрака и тяжело вздыхает.
— В чём дело? — растерянно спрашивает Жири, бросая непонятливый взгляд то на Эрика, то на Кристину.
— Я…я не могу выйти за него замуж, — всё же откликается Даае, прикрывая глаза, — всё это было бы страшной ошибкой, выйти за нелюбимого мужчину. Я не думаю, что мне стоит туда пойти.
На мгновенье Эрику кажется, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди, настолько нереальными являются для него прозвучавшие слова Кристины, настолько ласкающими и обнадеживающими.
— Ты причинишь ему невероятную боль, если не придешь, — понуро шепчет мадам, накрывая ладонью руку девушки, — нужно уметь достойно прощаться, дорогая.
Слова Антуанетты сбивают с толку — Кристине, напротив, кажется безумием пойти на эту встречу и обратно всучить кольцо, с таким счастьем и восторгом принятое лишь несколькими днями ранее.
— Эрик, — внезапно обращается Даае к Призраку, молчаливо замершему в уголке дивана, — а ты… Что ты думаешь лучше сделать?
— Будет гораздо больнее, если ты не придешь, — отстраненно шепчет он, глядя на огонь, пляшущий в камине, пустым взглядом и Кристина понимает, как глупо было спрашивать об этом именно у Него.
— Что ж, должно быть вы правы, — тихо откликается Даае, аккуратно поднимаясь с дивана, и чуть потягиваяется, — я попрощаюсь…
***
Сердце Рауля отчаянно стучит о грудную клетку, будто желая разорвать её в клочья и обрести, наконец, долгожданную свободу. Свободу от страха за их с Кристиной Судьбу, за их любовь. Свободу от проклятого Призрака Оперы, разрушившего в одночасье всё то счастье, что они едва обрели, от Призрака, так внезапно и бесправно посмевшего вмешаться в их союз.
Он мерит шагами гримерную который час кряду, отчаянно надеясь, что вот-вот и она появится на пороге комнаты. Обязательно появится! Ведь она его любит.
Ведь любит?
И в этом нет сомнений. Они развеялись окончательно, когда она безысходно, беспомощно жалась к его крепкой груди, ища защиты, ища понимания и поддержки, когда молила его о спасении её светлой души, когда шептала о своих чувствах, нежась в его объятиях.
Любит.
Когда дверь гримерной по-настоящему отворяется, и он, наконец, смотрит на свою прекрасную невесту, на свою любимую Кристину, то сердце де Шаньи пускается в бег, безумная улыбка скользит по губам, а взгляд распаляется счастьем.
Она подходит к нему робкими шагами, глядя отчего-то в пол, а не в его родные глаза, и затем осторожно берет за руки прежде, чем сказать:
— Я подумала, что нужно, всё же, прийти…
И одними лишь этими словами резко обрывает окрыленную мечтами о счастливом будущем их семьи душу Рауля, разбивает её на мелки осколки.
— Что? — не верит он в услышанное, всё напрасно пытаясь заглянуть в её светлые, глубокие глаза.
Она медленно тянется к кармашку на своём чайном платье, измятом от дневного сна в доме Эрика, чтобы вынуть оттуда блистающее кольцо и в последний раз на него взглянуть с толикой сожаления и тепла.
— Я не знаю, Рауль, — шепчет она и не сдерживается больше, давая волю горьким слезам, — я не чувствую того, что должна… И я не готова к такому шагу, понимаешь?
Она глухо всхлипывает и укрывает губы ладонью, подавляя тяжелое стенание глубоко внутри себя. Ей больно. Безумно больно видеть то, как меняется лицо Рауля с того воодушевленно-счастливого на искаженное непониманием и отчаянием.
— Но как? — вопрошает он, хватая её за руки чересчур грубо, — Как, родная? Неужели эти дни с Ним, перечеркнули всё между нами?! Вот так, будто ничего и не было вовсе?
— Эти дни лишь дали мне возможность всё обдумать, — отвечает она, судорожно выдыхая и вкладывая дрожащими пальцами в ладонь Рауля кольцо, — всё обдумать и понять, что я не могу стать твоей женой. Возможно, позже я почувствую, что хочу этого, но… прости, не сейчас.
— Ты бредишь, — шепчет отрешенно де Шаньи, качая головой, когда Кристина торопливо отступает от него, — ты же любишь меня, Кристина, любишь!
— Не люблю, — замерев мгновение на пороге, твёрдо отвечает она прежде, чем спешно покинуть гримерную.
Покинуть гримерную. Покинуть Рауля. Покинуть навсегда его сердце.
— У нас есть хотя бы шанс? — выкрикивает он свой вопрос, обреченный растворится в абсолютной пустоте.
Ответом виконту служит только сводящая с ума, давящая на уши тишина. Он понимает вдруг, что ничего хуже этой тишины быть уже не может. Она будет сводить его с ума и дальше, напоминая собой о том, что Кристина покинула его, что Кристина никогда его и не любила.
— Нет, — тихо доносится из пустынного, величественного коридора.
И Рауль не знает — это голос Кристины или лишь его сошедшее с ума воображение.
И за дверью по наборному мрамору раздаются глухие шаги.
========== Восьмая глава ==========
Яркие огни уличных фонарей Парижа заглядывают один за другим в небольшое окошко экипажа с гордым гербом семьи де Шаньи, торопливо несущегося к самой окраине романтичного города, невзирая на холодный ливень и жуткие раскаты грома.
Безжизненным взглядом виконт глядит куда-то в хмурое небо, сверкающее молнией, и думает о том, как сможет теперь появиться на пороге родного дома в одиночестве, без любимой невесты, как сможет теперь объяснить её внезапно изменившееся решение, как сможет теперь жить дальше… не имея своего единственного лучика света.
А причина? Причина, по которой она покинула его, даже неизвестна ему — Раулю остается лишь томиться в мучительных домыслах, строить догадки, предположения. Мысль, навязчивая мысль, не даёт де Шаньи покоя — она не любит его.
Не любит и никогда не любила..
И виконт никак не может того изменить. Он отчетливо разглядел в её глазах это твёрдое, непоколебимое «нет» и осознал тотчас, что на том их пути разойдутся навсегда, но надежда… святая надежда умирает последней. Даже держа путь в загородный особняк, Рауль надеется, что однажды Кристина опомнится и изменит своё решение, избрав истинный для их нежных чувств путь.
Непогода, неистово бушующая за окном уютного экипажа, сейчас является точным отражением глубоко раненной души виконта — она столь же необузданна, мрачна, непроходима, не развеяна никакими ветрами и потоками — кажется, она вечна. Ливень с каждой минутой только усиливается, пряча в своём оглушающем шуме печальное стенание де Шаньи и смывая своими тяжелыми каплями все его сладкие иллюзии и нежные мечты, казавшиеся ещё вчера такими близкими и обязательными. Грубо стирая остатки несбывшегося миража.
Он чрезвычайно сильно ошибался, полагая, что получит всё так просто, без всякого боя. Да и нужно ли бороться? Бороться за отношения, необходимые лишь ему одному. Кристина же… Кристина теперь остается с тем, кто так бесконечно в ней нуждался всю свою жизнь, кто оберегал её и поддерживал, и это кажется Раулю справедливым, несмотря на такую тяготящую, щемящую в сердце боль.
Только бы она не пожелала о своём выборе.
Только бы была счастлива.
Кеб очень скоро останавливается у высоких, кованных ворот графской резиденции, и де Шаньи замечает из окна спешащую на встречу к нему маму, желающую поскорее познакомится с его дорогой невестой.
С тяжелым сердцем Рауль покидает экипаж. Он должен обо всём рассказать семье. Рассказать и принять их трепетную поддержку, которой никогда ещё его не обделяли, что бы не случалось.
Но никакие распростертые объятия и пышные столы особняка знатного рода де Шаньи не смогут залатать кровоточащую, свежую рану на его не успевшем познать страданий сердце, не смогут вернуть ему ее чувства, ее любовь, объятия, не смогут вернуть его нежное личное Солнце. Они никогда не смогут вернуть Её.
***
Когда совсем опустошенная Кристина поздним вечером возвращается в их дом у озера, мадам Жири там уже не оказывается, чему она в глубине души тихо радуется — ей хочется побыть с Эриком наедине.