Девушка в серебристом парчовом платье закончила играть и, скромно откланявшись под звуки громких аплодисментов, куда-то вышла. Ее место тут же занял хлыщеватого вида мужчина, который глядел не столько на клавиши, сколько на девушку, неожиданно откуда-то появившуюся у микрофона. Невысокого роста, с каштановыми волосами, смуглой блестящей кожей. Но что это? Она вдруг остановилась, прикусила нижнюю губу... Почему? Занервничала? С чего бы?
В ней было что-то совершенно беззащитное, требующее к себе абсолютного внимания. Девушка кивнула аккомпаниатору, произнесла несколько ничего не значащих слов и запела старинную балладу об одиночестве, страстном желании. Слова, конечно, были не новыми, давно всем известными, но ее голос, низкий, глубокий, идущий от самого сердца, и искренняя манера поведения доходили до каждого. Вне всяких сомнений. Это была настоящая профессионалка, которая, в отличие от большинства любителей, даже не пыталась вихлять телом. А оно между тем вполне стоило того. Включая одежду. Вроде бы достаточно формальную и приличную и в то же время откровенную. В зависимости от того, как посмотреть.
Пока я искренне вместе со всеми аплодировал певице, ко мне подошел Джо:
— Ну, как тебе наша маленькая Хильди?
— Нет слов. Просто прелесть. Где вы ее только нашли?
Он жестом подозвал официанта и попросил его, нет, скорее вежливо, по-моему даже слишком вежливо, приказал накрыть для меня столик в углу зала.
— Хильди присоединится к тебе сразу после того, как закончит выступать.
Так оно и случилось. Она подошла ко мне с широкой улыбкой на милом лице, вызывающем моментальную симпатию.
— Здравствуйте, я Хильди. Джо сейчас очень занят, поэтому я не стала его дожидаться и пришла сама.
Неизвестно откуда появившийся официант подвинул ей стул.
— Кен очень часто говорил о вас, Гев.
Вблизи черты ее лица оказались более решительными, чем на сцене. Куда только делась застенчивость робкого ребенка, поющего нежные слова? Для артистов вообще характерны свой собственный жаргон и особая манера поведения. В чем-то они у всех одинаковые, а если повнимательнее присмотреться, совершенно различные. Им всегда нужна публика. Хватит даже одного зрителя, во всяком случае на короткое время. Иногда мне невольно приходила в голову мысль: а что они делают, когда остаются совсем одни? Если когда-то остаются...
— Благодарю вас. С вашей стороны это очень мило.
— Я пою слова, которые написали другие люди, Гев. Они совсем не отражают того, что я чувствую на самом деле.
— Спасибо, Хильди. Должен заметить, вы поете чужие слова будто свои, — неожиданно сам для себя резковато ответил я.
Она иронически склонила голову набок:
— Спасибо вам. Вы очень на него похожи. Те же обороты речи. Наверное, сейчас вы просто хотите защитить себя. Смотрите на меня, будто я была его женщиной.
Да, похоже, мнение о ней придется менять, и как можно быстрее.
— Вся проблема в том, Хильди, что я до сих пор не знаю, как на вас реагировать. Кем вы были Кену? Джо сказал, что у него были какие-то трудности, поэтому, как мне показалось, вы, может быть...
— Думаете, часть из них связана со мной? Вряд ли. Он был другом. Просто очень хорошим другом. Мы много говорили. Знаете, если бы он вдруг захотел как-то изменить наши отношения, то, честно говоря, я не знаю, как бы все это вышло. Такой вопрос никогда между нами не возникал... Может, и жаль. — Она горько улыбнулась. — Для маленькой Хильди это было совершенно новым ощущением жизни. Понимаете? Нравилось это мне или нет? Не знаю. Скорее всего, да. Ему был нужен кто-то рядом, кто никогда ничего не требует и не собирается требовать, только и всего.
— Все равно, что-то здесь не вяжется. Кен вроде бы не был таким уж впечатлительным, разве нет?
— Не сердитесь, но другим я его никогда не видела. Что-то его постоянно грызло изнутри, но мне так и не удалось узнать, что именно. Он говорил и говорил, но так и не сказал самого главного. Так и не сказал.
— Какие-нибудь зацепки были?
У нее оказалась довольно забавная, но не лишенная приятности манера поднимать одну бровь, якобы изображая искреннее удивление. Будто что-то видит или слышит впервые в жизни.
— Он много пил. Даже слишком много. Хотя держался при этом молодцом. Но однажды вечером все-таки чуть перебрал и сказал мне загадочную фразу: «Вот, запомни: у мертвых никогда не бывает проблем». Знаете, пьяные иногда говорят, с одной стороны, глупости, а с другой — в их словах часто скрыт глубокий смысл. Вот только, к сожалению, далеко не сразу удается в нем разобраться. Тогда я сказала ему, что он несет чушь, а Кен тут же возразил, что это совсем не чушь и ему не составило бы труда наглядно объяснить любому медику, каково это, когда тебя разрывают пополам. Я ничего не поняла, посадила его в такси и отправила домой. Весь следующий день его беспокоила мысль, не сказал ли он мне чего-нибудь лишнего, и, похоже, успокоился только после того, как убедился, что я все равно ничего не поняла из того, что от него услышала.