Ники присела рядом со мной, наклонилась глубоко вперед, коротким движением головы отбросила свои иссиня-черные волосы набок, и я увидел такую знакомую мне и такую поистине великолепную шею... Вот она, совсем рядом, стоит только протянуть руку, коснуться ее кожи, почувствовать тепло ее тела... Мы снова вернулись в мир безмолвного ожидания. Я опять увидел нетерпеливое трепетание мышц ее живота и бедер...
— Переживаешь?
Она коротко кивнула, но не произнесла ни слова. В тот момент Ники казалась мне не реальным существом, а скорее чем-то вроде мечты. Я положил руку ей на плечо, почувствовал, как она замерла, будто перестала дышать, и вспомнил все те долгие ночи в моем домике на пляже, когда лежал без сна, думая о Ники и Кене, мучая себя беспощадными картинами их любовных утех, ее почти животной страсти... Нет, так не пойдет. Так не должно быть. Она вышла замуж за моего родного брата. Это был их дом. Кен лежал в земле. Я убрал руку. Ники тут же встала и, повернувшись одним быстрым движением, направилась к каминной полке. Я поставил пустой бокал на кофейный столик. В мертвой тишине гостиной его в общем-то негромкое прикосновение со стеклом прозвучало как пистолетный выстрел. Когда я тоже встал, Ники снова повернулась ко мне. Ее рот по-прежнему выглядел теплым и влажным, но теперь на лице появилось выражение какой-то таинственной загадочности — будто за время затянувшегося молчания мы стали друг другу намного ближе. Мне это совсем не понравилось.
— Что ж, мне пора бежать.
— Но ты ведь еще вернешься, Геван?
Что это — вопрос или утверждение?
— Если нам будет что обсуждать, Ники.
Она молча улыбнулась. Улыбкой победившей женщины, заставившей меня снова почувствовать себя молодым, неопытным и ничего не понимающим провинциальным парнишкой. Преимущество, судя по всему, незаметно перешло к ней, а вот этого мне совсем, совсем не хотелось допускать.
Я прошел по коридору к выходу. У дверей миловидная чернокожая горничная с вежливым поклоном подала мне шляпу. Я сел в машину, завел мотор, медленно поехал к воротам. Там чуть притормозил, оглянулся. Ники стояла у большого окна, наблюдая за моим отъездом. В ее стройной фигуре чувствовалась какая-то странная неподвижность. Будто она собиралась стоять там целую вечность, желая показать, что, когда я приеду сюда в следующий раз, она будет ожидать меня, стоя на том же самом месте и в той же самой позе. Интересно, хватит ли мне сил никогда больше сюда не возвращаться? Кен женился на ней, и его убили. Но хотя никакого смысла в этом не было, я знал, что мне необходимо считать Ники по крайней мере морально ответственной за его смерть, иначе никакие силы на свете не смогут меня удержать от того, чтобы снова к ней вернуться. А она будет, обязательно будет меня там ждать. Слишком уж очевидным был ее последний полувопрос-полуутверждение!
События развивались слишком быстро и совершенно не в том направлении. Если бы все происходило так, как она говорила, то есть если бы они разошлись и она «приползла бы ко мне на коленях», то тогда другое дело. Все было бы намного проще. Надо было бы только заставить ее почувствовать горечь и страдания унижения, а затем начать все с самого начала. Но Кен неожиданно умер, и все смешалось. Полной ясности теперь никогда не будет. Он, даже мертвый, будто молча сидел между нами, осуждающе глядя, как я пытаюсь за его спиной вернуть себе его жену Ники.
Глава 6
Ровно в девять я припарковал машину у магазина скобяных изделий. Джоан Перри стояла у витрины, поджидая меня. Я коротко и негромко посигналил два раза, она тут же повернулась и направилась прямо ко мне. Я протянул руку, открыл для нее правую дверцу. Джоан быстро влезла в машину, улыбнулась, захлопнула за собой дверцу, а затем без малейших колебаний протянула мне руку. Свет уличного фонаря падал на ее лицо. Да, она заметно повзрослела. Стала настоящей женщиной. С хорошим, четко очерченным нежным овалом лица.
— Рад снова видеть тебя, Джоан.
— Рада, что вы вернулись, мистер Дин. — Ее голос звучал мягче и несколько ниже, чем раньше. — Сожалею об этой истории с вашим братом. Ужасно.
У нее появилось качественно новое самообладание и умение держаться. Я медленно повернул за угол.
— Есть какое-нибудь местечко, где мы могли бы поговорить, Джоан?
— Поезжайте в район южного Арланда, мистер Дин. Там сразу за городом есть маленький уютный бар, где можно спокойно и совсем неплохо посидеть.
Видеть ее сидящей рядом со мной в моей машине было по-своему странно. Когда она работала на меня, такое невозможно было себе даже представить. Вообще-то я приготовил что-то вроде полушутливого-полуфамильярного вступления, чтобы помочь ей преодолеть вполне естественную неловкость при встрече со своим пусть бывшим, но тем не менее начальником и вообще человеком несколько иного социального статуса, но это оказалось ненужным — она была прекрасно и со вкусом одета, вела себя совершенно спокойно, без каких-либо проявлений страха или неуверенности. Когда я остановился на красный светофор, Джоан наклонилась вперед, зажгла боковой свет и открыла свою сумочку, чтобы достать сигареты. Я бросил на нее мимолетный взгляд и поймал себя на мысли, что мне понравился, очень понравился тусклый блеск ее светло-рыжих волос.
— Называй меня просто Геван, Джоан.
Не знаю почему, но прозвучало это до крайности банально и заставило понять, что я чувствую себя куда более скованно и неуверенно, чем она.
— Про себя я, наверное, так и делаю. Подсознательно, но делаю. В любом случае это не выглядит странным или чем-то неестественным. Вообще-то для друзей я — Перри, а для домашних — Джоан. Перри привычней.
— Хорошо, пусть будет Перри. Надеюсь, тебе понятно, что я бы никогда не попросил об этой встрече, будь ты секретаршей Мотлинга. Но на коммутаторе мне сообщили, что теперь ты работаешь у Грэнби.
— Мне кажется, это что-то вроде того, сколько будет два плюс три и сколько три плюс два, я ошибаюсь?
— Наверное, нет. Честно говоря, я об этом даже не думал. Но ведь ты согласилась со мной встретиться!
— Я бы сделала это независимо от того, на кого в данный момент работаю, Геван.
— Что бы это могло означать?
— Только то, что в душе я, очевидно, по-прежнему считаю себя вашей секретаршей. Первая настоящая работа в большой компании или что-то вроде этого. После того как вы ушли, меня снова отправили в отдел стенографисток. А затем, когда уволилась секретарь мистера Грэнби, он попросил дать ему именно меня. Но... но для меня вы остаетесь частью компании, и я, поскольку вы у меня были первым, кажется, навечно сохраню к вам личную преданность. — Она коротко рассмеялась приятным, тихим, теплым смехом, который всегда доставляет удовольствие слышать. — Господи, стоит только вспомнить, через что вам пришлось пройти, прежде чем я научилась что-либо делать как положено. Просто невероятно!
— Да нет, ты все схватывала на лету.
— Простите, вон то самое место. Впереди слева.
Я пропустил небольшой поток встречных машин, резко свернул налево и припарковался у «того самого места», небольшого, с мягким освещением, приглушенными звуками пианино, хорошо одетыми посетителями, незаметно и ловко движущимися официантами... Я оставил шляпу в крошечном гардеробе, последовал за Джоан по узкому проходу зала к столику на двоих. Молча отметил про себя, как она идет, как совершенно неожиданно — по крайней мере, для меня — ее угловатая, неуклюжая походка превратилась в настоящую грацию. Официант практически немедленно принял наш заказ — джин с тоником для нее, скотч со льдом для меня. Джоан медленно обвела взглядом зал, сняла перчатки. Я зажег спичку, чтобы она смогла прикурить сигарету, и посмотрел ей прямо в глаза, понимая, что, возможно, делаю это первый раз в жизни. Джоан отвела глаза в сторону, и, как мне показалось, кончик ее сигареты чуть задрожал.
— Вы такой загорелый, Геван. Знаете, на вашем фоне все люди вокруг выглядят такими, будто их только что отбелили. Будто они всю свою жизнь провели под дождем и никогда в жизни не видели солнца.
— Мне вдруг вспомнился твой отпуск, когда ты тоже вернулась с хорошим загаром.