— И как такое возможно?
Лиза пожала плечами, а затем показала пальцем в сторону карьера:
— Смотри!
Стрела гигантского крана, что стоял на западном краю карьера, пришла в движение. Начали вращаться направляющие блоки. Привязанная к тросу кабина опустилась к поверхности метеорита. С четырёх сторон кабины были оборудованы рабочие места. За антирадиационными экранами сидели операторы и управляли полуавтоматическими руками-манипуляторами. Под звук пневматических ударов алмазные наконечники отщипывали крошки фиолетового минерала.
— Радиационный фон метеорита запредельный, — сказала Лиза. — Не смотря на защитные экраны через три часа операторы почувствуют первые признаки облучения: головокружение, тошнота, слабость. Через шесть часов они не смогут самостоятельно ходить, начнут кровоточить ожоги и разлагаться внутренние органы. Через двенадцать часов тот, кто не вернётся на Землю, умрёт.
— Неужели нельзя сделать технологию полностью автоматизированной?
— Так дешевле.
Следующей остановкой обзорной экскурсии стала пшеничная ферма непрерывного производства. В двухстах километрах южнее Тихата инженеры вместе с химиками и ботаниками создали уникальную ферму. Пластинчатый конвейер шириной восемьсот метров и длиной пять километров вращался с постоянной скоростью — полметра в секунду. В начале он подхватывал прессованный пласт удобренного грунта и разворачивал его, будто огромный ковёр. На дистанции первых двадцати метров пневматические пушки с постоянной частотой обстреливали грунт зёрнами пшеницы, после чего опрыскиватели распыляли воду, а ультрафиолетовые лампы устанавливали оптимальную температуру. Через тысячу метров из почвы показывались ростки. У этой части конвейера стоял одетый в белое инженер и поведывал всем желающим технологию ускоренного роста:
— Видите эти лампы? — инженер указал на продолговатые трубки фиолетового цвета. — Как только ростки пшеницы показываются из земли, мы начинаем их облучать при помощи феракла — минерала, который добывают из метеоритов. Обратите внимание! На участке в сто метров с начала облучение ускорение роста происходит особенно активно. Сантиметровые ростки увеличиваются в размере в тридцать раз всего за одну минуту. Облучение ростков лампами феракла похоже на точечное ускорение времени. Сфокусируйтесь на одном из ростков и вращайте голову вместе с движением конвейера, и вы увидите, как пшеница растёт прямо у вас на глазах.
Денис последовал совету инженера и, словно в ускоренном видео, наблюдал, как ритмичными рывками росток вытягивается к феракловым лампам, и как крепчает его стебель.
— А это не опасно? — спросил Востриков. — Употреблять в пищу радиационную пшеницу?
— Пока не доказано, что это опасно, — ответил инженер. — Ферма непрерывного производства существует на так давно, поэтому пока что мы провели лишь краткосрочные испытания по влиянию продукции на организм человека. У нас есть подтверждённое заключение, что употребление этой пшеницы в течение трёх лет, совершенно безопасно для здоровья как людей, так и животных. После правильной обработки период полураспада феракла составляет всего несколько месяцев, а технология его расщепления с помощью феракловых ламп позволяет направлять ионы с точностью современного токарного станка.
Инженер залез во внутренний карман и достал прибор со шкалой и стрелкой:
— Посмотрите не дозиметр. Фоновый уровень радиации в пяти метрах от ламп не превышает средний уровень в городе. Возможно уже в ближайшем будущем мы научимся также эффективно обрабатывать уран на Земле, и тогда фермы подобные этой смогут существовать в реальности.
Четыре километра до конца конвейера Денис с Лизой пролетели на аэротакси, наблюдая из окон все стадии трёхчасового роста пшеницы от зёрнышка до готового продукта с плодоносными колосками.
В конце конвейера стояла фабрика для сбора и хранения зерна. Конвейеры несли в обратную сторону землю, а специальный механизм собирал использованные пшеничные стебли.
Осмотрев фабрику, Денис с Лизой вернулись в аэротакси. Позвонил Матросов и напомнил, что королевская битва начинается через полтора часа.
— Ты действительно думаешь, что я должен бросить это? — спросил Денис у Лизы, кивая на телефон.
— Да.
Востриков надеялся, что она скажет что-нибудь не столь категоричное или хотя бы намекнёт на право выбора, но Лиза не отказывала себе говорить то, что думает.
— Дело не в том, что они используют тебя. Дело в человеческом естестве. Ты должен сломать шаблон, — Лиза постучала указательным пальцем по виску. — Тара — это шанс прожить ещё одну жизнь. Большинство людей вместо того, чтобы извлечь уроки ошибок прошлого — приспосабливаются. Им предлагают свободу, а они выбирают тюремную камеру с лучшей кроватью. Если даже на Таре не верить во все эти: «делай то, что любишь» и «никогда не сдавайся», то где в это верить?
Аэротакси зависло над покрытым зеленью холмом. В долине текла голубая река, по обе стороны которой стояли коттеджи.
— Долина Каменная, — сказала Лиза, глядя на трёхэтажные дома с бассейнами, садами и гаражами на несколько машин. — Здесь живут бизнесмены, артисты и другие успешные люди.
Капсула пролетела над элитными крышами, преодолела десятикилометровую полосу леса и зависла на ещё одним посёлком. Дома во втором посёлке были вдвое выше и шикарнее первого, а земли больше.
— А это что за посёлок? — спросил Востриков.
— Здесь живут те, кто ведёт дела во внешке.
Услышав слово «внешка» Денис насторожился. О внешке на Таре говорили все, но мало кто знал, что она представляет. По ряду причин — главной из которых были черви — не многие осмеливались туда ходить. А побывавшие там неохотно делились информацией. Для многих внешка представлялась местом, куда ходят, чтобы с риском сорвать лёгких деньжат, Востриков тоже так думал. Возвращаясь из внешки сталкеры неделями бухали в городе, забывая собственные имена. У них всегда водились деньги, но вряд ли кто-то из них мог позволить себе четырёхэтажную виллу.
— Чем конкретно они занимаются? — спросил Денис.
Лиза пожала плечами и нажала кнопку на дисплее. Капсула пришла в движение. Они полетели к последней точке обзорной экскурсии.
Прикинув масштаб на карте, Денис посчитал, что они удалились на триста километров от Тихата. Сплетения асфальтированных дорог возле мегаполиса истощились, превратившись в одиночные убегающие за горизонт ниточки. По пути встречалось всё меньше строений, а гражданский транспорт и летательные аппараты вытеснялись военизированной техникой.
Вдали показалась растянувшаяся вдоль всего горизонта полоска. Востриков подумал, что это дорога, и они приближаются к пересечению магистральных трасс, но вскоре понял, что ошибся. Чем ближе аэротакси подбиралось к полоске, тем отчётливее становилась её текстура. С расстояния в двадцать километров полоска показалась небольшим бортиком или тротуарным бордюром. Через пару километров её высота увеличилась до размеров забора. Ещё через семь — забор превратился в шестиметровую бетонную стену. Они подлетали к границе с внешкой.
Когда до стены оставалось два километра, на дисплее в кабине аэротакси высветилось сообщение о переходе на закрытое автоматическое управление. Для пассажиров аэротакси ничего не изменилось, капсула итак управлялась автоматически, разница была лишь в том, что теперь они не могли вмешаться в управление даже если бы захотели.
Летательный аппарат с почти неощущаемым касанием приземлился на вертолётную площадку на стене. К капсуле спешил солдат. Он приложил браслет к терминалу, и двери аэротакси открылись.
— Добрый день. Вы можете выйти из капсулы и погулять по вертолётной площадке. Запрещено заходить за красную линию. На всё про всё у вас пятнадцать минут.