– Замечательно, – сказала она рассеянно, наблюдая, как Хэлен ликующе потирает руки и радуется, как ребенок.
По сути дела, она и была ребенком. Девятнадцать лет. Смешные, непокорные волосы, сильный северный акцент и куча суеверий. Во всем видит предзнаменования. Нельзя смотреть на молодую луну через стекло. Надо перевернуть деньги в своих карманах. В последний вечер месяца нужно сказать: «Серые зайцы», а поутру – «Белые кролики». Сэм немного нахмурилась. Хэлен, конечно, милая девушка, но надеюсь, она не собирается забивать Ники голову всевозможными страхами и ненужными угрызениями совести и не сделает из него чокнутого.
Вроде тех, кому снятся сны об авиакатастрофах.
Легкий ветерок коснулся ее лица, и она услышала, как ветер снова дребезжит оконными стеклами. Этот старый дом, казалось, пропускал сквозняки, как лодка, давшая течь. Она прошла по коридору, разглядывая по пути голые лестничные доски; может быть, покрытые толстым слоем пыли, они выглядели куда лучше, и следовало бы оставить все как есть. Она почувствовала запах горящих поленьев – в гостиной гудел и попыхивал разожженный камин.
Приехал Ричард, растопили камин, и вот уже дом, так пугавший ее, кажется уютным и родным, просто замечательным. Это ветер нагнал на нее страху, ветер и заработавшее отопление. Ведь дом пустовал пять лет, все здесь отсырело, поэтому он скрипит, трещит и издает странные звуки, а когда включили отопление, дерево стало просыхать. Ричард говорил ей это и раньше. Все объяснялось естественными причинами. Ну и прекрасно. А в спальне ее подвело воображение, виноваты только ветер и ее воображение да шорохи и скрипы просыхающего дома.
Она открыла дверь кухни и увидела Ричарда, сидящего за столом, на котором был разложен его разобранный дробовик. Ники стоял рядом с лицом перепачканным маслом – он полировал ружейное ложе. А Ричард прочистил шомполом сначала одно дуло, потом принялся за другое.
– Ричард, я тебя умоляю! Только не на этом столе!
Он прищурился и посмотрел на нее через каждый ствол по очереди.
– Видно, придется все это продраить заново. Очень жаль. Не понять, в чем дело.
Он налил немного масла на тряпку и принялся протирать стволы.
– Ты что, не слышал меня? Не надо на этом столе. Мы же едим на нем.
– Да все в порядке. – Какое-то мгновение он изучал спусковые крючки, потом вставил между ними жестяную баночку. – Только капельку масла.
Сэм услышала щелчок, когда он сдавил эту жестянку, и, внезапно ощутив чувство вины, прикусила губу. Семейное счастье. Вся семья вместе. В ее детстве такого никогда не было. Одна из немногих действительно важных вещей, которые вы можете дать своему ребенку. Она вытащила из стенного шкафа несколько газет и протянула, улыбаясь, Ричарду.
– Подложи снизу.
Он мельком глянул на газеты:
– Я их уже читал.
– Ричард, – сказала она укоризненно.
– Посмотри, мамочка! – Ники показывал сверкающее ружейное ложе.
– Просто замечательно, тигренок. А теперь тебе пора в ванную.
– Папочка говорит, что завтра мы сможем поохотиться, потому что у меня день рождения.
– Если будет время. Завтра у тебя довольно занятый день.
Лицо Ники сникло, и он повернулся к отцу:
– У нас ведь будет время, папочка, правда?
Ричард улыбнулся:
– Ну конечно будет. Давай-ка поцелуемся на ночь.
Сэм наблюдала, как мальчик крепко обнял отца, обвив руками его шею – простая, всеобъемлющая, простодушная любовь ребенка. Он любит отца без памяти. Она тоже любила Ричарда без памяти. Любила, обожала, гордилась им. Целых девять лет. Пока не…
– Мамочка, а ты мне расскажешь сказку, которую рассказывала вчера? Ну, как человек убил дракона, а тот дракон снова ожил, а?
– Ты что же, снова хочешь эту сказку?
– Расскажи ее снова. Да-да! Пожалуйста!
Человек убил дракона и жил себе вечно и счастливо. Жил себе вечно и счастливо после этого. Самая большая выдумка детства.
– Иди-ка и напусти ванну, тигренок, а мама сейчас придет.
Ники умчался стрелой.
– Он очень выматывается, – сказала Сэм.
– Спокойной ночи, тигренок. – Ричард опустил стволы дробовика вниз и снова налил себе в бокал виски, точно свою норму – на уровень четырех пальцев. Он поднес рюмку к крану и добавил немного воды. – Ты выглядишь замечательно, таракашка, – произнес он с нежностью. – Как вот этот джемпер на тебе.
Она на мгновение опустила глаза, вспоминая, что там на ней надето.
– Спасибо.
– Я… – Он поколебался, опустил руку в карман и вытащил оттуда небольшой пакетик. – Я… – он покраснел, – вот… принес тебе небольшой подарочек.
– Мне?
Он протянул ей маленький прямоугольный сверточек в шикарной подарочной обертке из фольги, но весь помятый и неуклюже заклеенный липкой лентой, которую ей пришлось долго отдирать ногтем. Внутри оказалась легонькая, довольно потертая кожаная коробочка. Сэм неуверенно посмотрела на Ричарда, он кивнул ей. Она приподняла крышку и увидела часы «ролекс», старого образца, в тонком прямоугольном корпусе с двумя циферблатами.
– Это… м-м-м… оригинальные… старинные, тридцатые годы. Я подумал… вся эта твоя чепуха с ретро… будет гармонировать с образом…
– Очень необычно, – сказала она, вынимая часы из коробочки. – Очень в струю. Это… великолепно. – Она поцеловала его. – Они восхитительны.
Сэм сняла свои часы, положила их на стол и пристегнула ремешок к «ролексу».
– Тебе придется заводить их.
– Да. Забавно, два циферблата… выходит, можно будет узнавать время в различных частях света, да? Это для ранних денежных воротил, да?
– Один для часовой стрелки, а другой – для минутной.
Она улыбнулась:
– А-а-а.
– Они повысят доверие улицы к тебе.
– Повысят.
– Нравятся они тебе?
– Да. Они великолепны… они…
Он сел обратно за стол. Его глаза увлажнились. Он заплакал.
– Извини меня, таракашка. Я запутался. Я… Я… в самом деле… – Он слегка склонил голову и в отчаянии обхватил ее руками. – Я люблю тебя, ты же знаешь, я по-настоящему люблю тебя. И не хочу терять.
Она подошла к нему, обняла и какое-то мгновение крепко держала, словно баюкала, смаргивая собственные слезы от нахлынувшей печали. Печали от того, что произошло и что он испытывал… И оттого, что даже теперь, в ее руках, он ей казался каким-то чужим. Она погладила его по лицу.
– Изумительные часы. Они, должно быть, стоят целое состояние.
– Мне хотелось подарить тебе что-нибудь совсем особенное.
– Ты в последнее время тратишь уйму денег.
Он фыркнул.
– Да все нормально. Мы провернули несколько неплохих сделок. Андреас считает, что у нас будет все отлично до тех пор, пока ничего не случится на японском рынке.
– А такое возможно?
Он отстранился от нее и сделал большой глоток виски. Сэм внимательно посмотрела на него, и ей почудился слабый отблеск беспокойства в его лице.
– Существует такая угроза? – осторожно повторила она.
Он снова фыркнул.
– Нет.
Но она почувствовала, что в его обычной уверенности чего-то недостает.
– А давно ты имеешь дело с Андреасом?
Он пожал плечами:
– Примерно восемь или девять месяцев.
– Он, кажется, помог тебе заработать кучу денег.
– Да, он хороший малый, – подтвердил Ричард, слегка покраснев.
– Ты ему доверяешь?
– Он абсолютно честен.
– В самом деле?
Он кивнул.
– А он не авантюрист?
– Нет… он… – Ричард поколебался. – Он действительно… ну… очень осторожен. Он же директор банка. Весьма серьезное учреждение. – Он неуклюже поскреб себя по затылку. – А почему ты…
– Я просто подумала, что он немного странный, только и всего.
– Ну, многие швейцарцы несколько флегматичны.
– А как прошла охота? – спросила она.
– Трофеи отличные. – Ему словно полегчало оттого, что она сменила тему разговора. – Сто восемьдесят фазанов! Как в былые времена. Думаю, придется сооружать подходящую кладовку для дичи.