– Да ничего там нет, таракашка.
– Ничего?
– Никакой авиакатастрофы. Ты же это хотела узнать, разве не так?
Она пристально смотрела на Ричарда, стараясь отыскать выражение удовлетворения на его лице, и тогда могла бы закричать, выместить на нем свое раздражение. Но ничего похожего! На его лице не было ничего, кроме тревоги. За нее.
38
Мягкий плеск весел был единственным шумом, который нарушал тишину озера. Она откинулась назад, к корме крохотной лодочки, и провела пальцами по водяной глади за бортом. Вода оказалась ледяной. Она вытащила руку и растерла ее, посмотрела вверх, на горы, маячившие в отдалении высоко над ними. Все казалось таким огромным в сравнении с их крошечной хрупкой лодочкой.
Когда они отправились в путь, было тепло, почти жарко, однако лучи послеполуденного солнца грели все слабее, и клочья белого тумана постепенно затягивали поверхность озера. Ее начала пробирать дрожь, она машинально следила за уткой, плескавшейся в одиночестве в нескольких футах от них, совершенно по-домашнему, как в деревенском пруду.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Ричард, работая веслами.
– Отлично. Устала только…
Он тоже выглядел усталым. Кожа мертвенно-бледная. Белизна мраморного бюстика или восковой фигуры.
Или трупа.
За ленчем они разговаривали мало, сидели, как два незнакомых человека, вынужденные делить один столик. Она думала свое, а Ричард свое, он теребил нос, курил сигареты, слишком много пил: пиво, потом вино, потом коньяк. Она удивилась, что он не отправился спать, а упорно хотел пройтись на веслах по озеру, словно в этом для него заключалась некая миссия.
Может быть, он рассчитывал, что они там, на озере, снова полюбят друг друга? Может быть, в его сознании присутствовала какая-то мечта, образ, память о беззаботных днях Кембриджского университета… Лето. Да, летом замечательно кататься на лодках по озеру. Не как сейчас, когда зима в самом разгаре, настоящая зима и чертовски холодно.
Она обхватила себя руками, не желая разрушать его иллюзию, чтобы не сказать ему: «Бога ради, давай вернемся назад, пока мы не умерли от воспаления легких». Это не романтично, совсем не романтично. Мы что, приехали сюда, чтобы заболеть? Зато какие здесь можно сделать съемки! И залечить раны. Так что подрожать от холода – это сущий пустяк.
За ними тянулся тоненький белый след пены.
Вроде зубной пасты.
АХ ТЫ, МАЛЕНЬКАЯ СУЧКА, ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЕБЕ УДАСТСЯ ПОБЕДИТЬ МЕНЯ СВОЕЙ ВЫСОКОЙ ТЕХНОЛОГИЕЙ?
– Ты как там, таракашка, замерзаешь?
– Немножко.
Откуда-то издалека вдруг донесся музыкальный мотив – «Каждый день» Бадди Холли, будто внезапно усилили громкость радиоприемника. А потом мелодия оборвалась так же резко, как и возникла. Та же песенка, которая звучала по радио в лаборатории сна. Она попыталась припомнить, было это в ее сне или когда она бодрствовала.
– Хочешь, повернем назад?
Она пристально вглядывалась в туман, который густыми глыбами надвигался на них.
– Знаешь, – сказала она с внезапно охватившим ее смятением, – давай вернемся назад.
Она наблюдала за тем, как Ричард гребет в своем толстом свитере и в защитных очках. Старается выглядеть молодым, следит за модой. Но ему никогда не удавалось выглядеть молодо. Она бы никогда не полюбила его, если бы он казался молодым. Он всегда выглядел мужчиной средних лет. Этаким папашей.
– В котором часу у тебя завтра встреча?
– В девять.
– Надолго?
– Да надо только подписать несколько бумажек.
– Каких бумажек?
– Да подписать кое-какие банковские документы.
– А какие?
Он озорно ухмыльнулся:
– Бумагу о моем исчезновении.
– Исчезновении?!
– Ну да, я… Андреас… это он придумал всю эту цепочку клиентов. Просто великолепно. Деньги переводятся по всему миру: из Швейцарии на голландские Антильские острова, оттуда в Панаму, потом в Лихтенштейн, потом обратно в Швейцарию. И каждый раз они приходят к разной группе клиентов. – Он пожал плечами, увидев, что она нахмурилась. – Все так делают.
– Все?
– Ага. Припрятывают. Чертов отдел по борьбе с мошенничеством и за миллион лет не сможет отыскать, кто же на самом деле владеет этими деньгами… и Интерпол тоже не в состоянии. Никто…
Клубы тумана стремительно проносились мимо, словно чьи-то тени, обдавая их ледяным дыханием.
Будто промчалось привидение.
Сэм вздрогнула. В отдалении она расслышала слабые глухие удары и повернулась, всматриваясь в туман, все более сгущающийся вокруг них. «Греби быстрее», – захотелось ей поторопить его, но она не хотела, чтобы он заметил ее испуг.
– И когда, по-твоему, ты узнаешь о…
На какую-то секунду он совершенно скрылся в тумане.
– Они арестовали старшего партнера в нашем американском филиале и пообещали смягчить ему приговор, если он развяжет свой язык.
– Я уже говорила, что могла бы содержать нас, если… Ты знаешь, что я имею в виду.
Глухие удары становились все громче, все ближе.
– Да все будет хорошо, таракашка. То, что придумал Андреас, действительно очень остроумно. Все у нас будет отлично.
В полной тишине туман сомкнулся вокруг них, и она почувствовала, как его ледяное дыхание оседает на волосах. Ее голос непроизвольно затих. Она боялась. Боялась находиться в этой крошечной лодочке в сплошном тумане. Боялась доносящихся до них глухих ударов.
Потом она услышала плеск воды и стук мотора, быстро приближавшийся к ним.
– Ты слышишь? – спросила она.
Ричард снял свои солнечные очки и засунул их в карман. Он всматривался в туман хмуро и обеспокоенно.
– Ты не мог бы грести чуточку быстрее?
Он осмотрелся:
– Я не уверен, верным ли курсом я гребу. Этот проклятый туман опустился так быстро. Надеюсь, что он вскоре рассеется, смотри, это же просто клочья.
– Да греби же ты, бога ради! – пронзительно закричала Сэм, пытаясь встать и тут же падая обратно в лодку, отчего та стала раскачиваться, да так сильно, что вода перехлестывала через планшир.
– Таракашка, поосторожнее, не надо делать резких движений.
Она почувствовала, как ледяная вода проникает сквозь подошвы.
– Это же движется на нас, – сказала она. – Прямо на нас. Неужели ты не слышишь?
– А это тебе тоже снилось?
– Я не знаю. Не знаю я, что мне снится, черт подери.
Глухие удары все усиливались, и она увидела, как Ричард искоса глядит на нее сквозь туман.
– Все будет нормально, – успокаивал он, налегая на весла. – Нам надо просто продолжать двигаться.
Она повернулась и, вытянув шею, попыталась что-нибудь рассмотреть сквозь плотное белое облако.
Пропеллер.
Ее снова охватила дрожь.
Пропеллер.
Никакой не вентилятор. А пропеллер! И не самолета.
А судна!
А потом она увидела огромную черную тень, почти над ними.
– Эй! – завопила она. – Эй!
Вода тяжелая, словно пули, перехлестнула через них, обжигая холодом и больно ударяя. Их лодка зачерпнула боком, потом бешено откачнулась назад, отчего Сэм сорвало с сиденья, и она упала на дно, громко хлопнувшись прямо под ноги Ричарду. Она услышала глухой рев двигателя, мощные удары винтов-пропеллеров, которые молотили по воде, взбивая ее в безумно-дикую водяную пыль. Гигантские тяжелые волны обрушивались на них, словно стремительный водопад. Лодку швыряло с борта на борт.
«Сейчас мы перевернемся», – подумала она.
А потом наступила тишина.
Это исчезло. Пропало.
Абсолютная тишина, если не считать шлепанья воды от еще раскачивающейся лодки.
Вода стекала по ее лицу, обжигая глаза маслянистым грязным потоком, пахнущим отработанным топливом. Твидовые брюки Ричарда промокли насквозь, волосы спутанными прядями прилипли ко лбу.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
Лодка накренилась набок.
– Где оно?
– Вот сволочи! Прошли на такой скорости в таком тумане…
– Я его не слышу. Куда оно делось? Что это было, Ричард? Что это, черт подери, было?
Она отползла назад на коленях, потом осторожно села, вытирая воду с лица и отбрасывая волосы назад.