Джулиана словно окаменела, только глаза ее, казалось, жили.
— Но если ты будешь мне противиться, — продолжал он, — я всем открою, что случилось на самом деле. Я покажу всем это миленькое брачное свидетельство и стану публично жаловаться на вероломство, обрекшее меня на каторгу, а тебе принесшее долгожданную свободу.
— Тебе никто не поверит!
— Поверят мне, а не женщине, которая едва не совершила грех двоемужества. О, мне все поверят! И ты никогда уже не сможешь показаться в обществе, уверяю тебя.
— Если ты так меня ненавидишь, — прошептала она, — то почему ты все-таки силой принуждаешь меня быть твоей женой? Я… я не понимаю этого.
С холодной улыбкой он погладил ее по щеке. Джулиана вздрогнула, и в это мгновение он ощутил необъяснимый восторг, но вместе с тем и страх. Восторг его был понятен: заполучить Джулиану в свою полную власть было его целью в течение многих лет. Но страх? Этого он понять не мог.
Рассердившись на себя за подобную чувствительность, Воган отступил.
— Здесь нечего понимать. Ты нужна мне, чтобы утвердиться в Ллинвидде. И еще — я хочу наследника. — Он подождал, пока смысл его слов дойдет до нее и страх отразится в ее глазах. — Но главное, я не хочу доставить тебе удовольствие так легко от меня отделаться.
К его удивлению, Джулиана смело встретила его взгляд.
— Это палка о двух концах, мой дорогой супруг. Я, разумеется, не буду свободна, но ведь и ты тоже! И если ты собираешься отыграться на мне за глупую ложь Дарси, клянусь, я сумею сделать твою жизнь адом.
Он глядел в ее сверкавшие гневом глаза и размышлял, всегда ли она была такой упрямой. И такой мучительно прекрасной…
Тогда он понизил голос и угрожающе прошептал:
— Значит, мы направляемся прямо в ад, Джулиана. Потому что на этот раз тебе от меня не сбежать.
9
Едва дверь закрылась за Джулианой и Рисом, Дарси грохнул кулаком об стену.
— Вот мерзавец!
— Да уж, — отозвался Оувертон. — И ты так просто позволил ему увести Джулиану. Ты что, с ума сошел? Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
Дарси подошел к буфету и достал из него бутылку.
— А что мне было делать, черт побери? — Он налил четверть стакана виски и залпом выпил.
— Сказать правду! Я бы сам это сделал, но…
— Но ты ведь знал, что тебя ждет, если ты хоть слово скажешь!
Дарси швырнул стакан об стену, но звук разбившегося стекла его не утешил. Оувертон страшно побледнел и рухнул в ближайшее кресло.
— Подумай, что из-за тебя теперь станет с Джулианой. Могу себе представить, какие гадости придется ей вытерпеть от Вогана, ведь он уверен, что это она его предала.
— Проклятье! Неужели ты думаешь, что я сам этого не понимаю?
Дарси вышагивал по комнате, в бешенстве сжимая кулаки. Наконец он остановился у камина.
— Тогда почему ты врал? Почему? — не унимался Оувертон.
Дарси невидящим взором уставился в огонь.
— Сперва я надеялся, что, если я буду упорствовать и оболью грязью Джулиану, он согласится аннулировать брак.
— А когда он отказался? Почему тогда ты не сказал правду? Может быть, они смогли бы жить в согласии друг с другом.
— Вреда он ей не причинит. Джулиана сможет за себя постоять. Это ей всегда удавалось. — Дарси понимал, что пытается убедить брата в том, во что сам не верит. — И он по-прежнему любит ее, иначе бы не добивался ее так настойчиво.
— Ты просто дурень, если веришь во все это! Он же только что пообещал ей жизнь в аду! А ведь одно твое слово могло бы все изменить!
— А что я, по-твоему, должен был выбрать: жизнь в аду для Джулианы или полный крах для всей нашей семьи?
— О Господи! — в отчаянии всхлипнул Оувертон.
Дарси внимательно взглянул на брата.
— Ты ведь сам слышал — он обещал, что ничего нам не сделает, если мы отдадим ему Джулиану и Ллинвидд. А если он узнает правду, как, по-твоему, сдержит ли он тогда свое обещание? Пока он верит, что мы действовали по наущению Джулианы, он нас не тронет. Но стоит ему узнать, что она тут вообще ни при чем…
— Ну и что он тогда сможет сделать?
— Уничтожить нас. Ради всего святого, ведь Графтон и Рокингем — его друзья! Ты представляешь, что случится, если они выступят против меня? Я потеряю все, чего достиг!
— И ты готов ради этого пожертвовать счастьем Джулианы? — нахмурился Оувертон.
— А моя собственная семейная жизнь? Я ведь тоже живу в настоящем аду. Почему же у Джулианы непременно должно быть иначе? Он, во всяком случае, сказал, что не будет ее бить.
Взглянув на дверь, через которую вышли Воган и Джулиана, он вспомнил, что этот мерзавец говорил о порках на корабле. Черт возьми, чего только не сделает человек, столько выстрадавший, с той, кого он считает виновницей всех своих страданий!
А если он дознается, кто истинный виновник его несчастий? Дарси поежился. Этот неистовый Воган способен на все. Стоит Оувертону проболтаться…
— Я уверен, он не причинит вреда Джулиане. Пройдет немного времени — и он успокоится. — Но слова Дарси прозвучали неубедительно даже для него самого.
— Как бы ты ни оправдывался, но ты обрек ее расплачиваться за свои собственные грехи! Бедную невинную Джулиану, которая слова дурного ни о ком не сказала за всю свою жизнь!
Каждое слово брата надрывало душу Дарси. Оувертон говорил чистую правду. Нортклифф в бессилии опустился в кресло и закрыл лицо руками.
— Откуда мне было знать, что он вернется? Да еще так преуспеет в жизни.
— Мы с самого начала вели себя по-дурацки. Джулиана любила его, а мы причиняли ей только зло. Но теперь это можно исправить!
Дарси поднял голову.
— А как быть с матерью, с Элизабет? Со всем тем, чего мы добились? Джулиана не согласилась бы, чтобы мы стали всем рисковать ради нее.
— Ты хочешь сказать, всем тем, чего добился лично ты? Но ведь ты даже не уверен, грозит ли тебе вообще что-либо.
— Оувертон, Воган — мстительный тип. Уж это ты мог бы понять.
Оувертон порывисто вскочил.