— Не говори глупостей. — Она улыбнулась. — Я рада, что у тебя была возможность ее просмотреть. Ну как, она тебе нравится?
Эван пожал плечами и с любопытством взглянул на Риса.
— Очень интересная.
«Это как раз такие приключения, которые обожают мальчики», — подумала Джулиана, гордясь своим выбором.
— Я так и думала, что тебе понравится. — Жестом она указала ему на стул, но он продолжал стоять, вопросительно поглядывая на Вогана. Вздохнув, Джулиана произнесла: — Эван, я хочу представить тебя моему мужу, сквайру Вогану. Он собирается присутствовать на нашем сегодняшнем уроке.
— Вот мне и посчастливилось познакомиться с вами, сэр. Это такая большая честь для меня. — Карие глаза Эвана засверкали от восторга и стали похожи на большие блестящие каштаны.
— Для меня также, — весело ответил Рис.
Джулиана села за стол и тут же начала урок, мечтая лишь о том, чтобы он скорее закончился и она могла бы сбежать от Риса. Если Эван и удивился, что она не поболтала с ним, как обычно, о его матери или о ферме, то не показал виду. И, похоже, он вовсе не испытывал неудобства от присутствия Вогана. Разве что произносил спрягаемые французские глаголы с нескрываемой гордостью, а затем не останавливаясь выложил дюжину новых слов из стихотворения, которое она ему задала.
— А что здесь оплакивает герой Гриффида? — спросила Джулиана, когда мальчик покончил с особенно сложной строчкой.
Эван ненадолго задумался.
— Наверно, он горюет, что не может говорить стихи во время путешествия?
— Декламировать стихи, — поправила она. — Но это не совсем точно. Ты понимаешь, он горюет по старым обычаям, до которых никому больше нет дела. Он жалуется, что никто больше не желает внимать валлийским стихам, поэтому он должен «в отчаянии прятать ото всех свой песенный дар».
Впервые за все время урока заговорил Рис:
— Во времена Гриффида немногие решались бороться с засильем английского языка. Валлийский язык считался глупым и никчемным, и многие валлийцы отказывались говорить на нем. Поэтому Гриффид чувствовал себя чужим на своей земле, «приговоренным бродить по свету в поисках правды».
Джулиана подняла взгляд на Риса. Он также наблюдал за ней, словно пытаясь проникнуть в ее мысли. Стихотворение Гриффида было одним из самых любимых ими. Интересно, помнит ли он об этом? И понял ли он, что она отобрала его для Эвана по этой самой причине? Если и понял, то постарался не подать виду, хотя Джулиане показалось, что взгляд его смягчился.
Эван, не замечая, что происходит между ними, спросил:
— Мистер Гриффид похож на вас, мистер Воган, правда? — На лице мальчика было написано восхищение.
— Почему это? — Воган не мог скрыть удивления.
— Ну, вам тоже пришлось бродить по свету и забыть свой поэтический дар.
Джулиана со вздохом опустила глаза, боясь, что Рис сейчас же потребует от нее объяснений. Она должна была предвидеть, что восхищение перед мифическим мужем-героем, которое она прививала Эвану все это время, выльется наружу, как только мальчик встретит живого Риса. Это была ее вина — она слишком много рассказывала ему о Рисе Вогане. Но все эти годы она особенно остро нуждалась в собеседнике, а Эван так охотно слушал!
— Эвану всегда было очень интересно знать… слушать о тебе… — самым равнодушным тоном попыталась оправдаться Джулиана.
— Нет, это не совсем так, сэр, — выпалил Эван. — Я считаю вас самым настоящим героем. Так благородно сражаться за свободу Уэльса, несмотря ни на какие опасности. Вы — великий человек.
Она ощутила на себе пронизывающий взгляд Риса, но сама не решилась поднять на него глаз.
— Я рассказала Эвану, как тебя завербовали во флот.
— Миледи рассказала… — Эвану, вероятно, очень нравился разговор, — …как однажды вы говорили, что никто нам не может запретить изъясняться на родном валлийском языке. И еще она много рассказывала мне о ваших стихах. Я прочел их все до одного. Все. А ведь я вовсе не люблю поэзию.
Рис оперся локтями на стол и наклонился вперед, к Эвану.
— Где тебе удалось прочитать мои стихи? Они ведь никогда не были опубликованы.
— Леди Джулиана разрешила мне прочитать их в книге, которую вы ей дали. О, сэр, они великолепны.
— На самом деле? — Воган сверлил взглядом Джулиану.
— Да. — Эван широко улыбнулся. — Она мне все о вас рассказала. — И доверительно сообщил: — Она сказала мне, что вы — особенный…
— Особенный? — переспросил Рис тихим голосом.
«О, ну почему Эван так любит поболтать?» — подумала Джулиана и вслух предложила:
— Пожалуй, пора вернуться к нашему уроку.
— Нет, это не слишком интересно, — вкрадчиво зтозвался Рис. — Эван, а говорила ли тебе леди Джулиана, что она имеет в виду под словом «особенный»?
Наморщив лоб, Эван какое-то мгновение размышлял.
— По правде, я не знаю. Как герой. Как в книгах — мужчина, в которого влюбляются все девушки.
— И она говорила, что влюблена в меня?
Улыбка исчезла с лица Эвана, и он неуверенно посмотрел на Джулиану.
— Ну, не именно эти слова. Но она говорила о вас, как… ну, как девушки говорят о своих суженых. Ну, вы знаете… совсем как моя сестра Мэри о своем лавочнике из города.
Рис откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
— Да, но ты кое-что забыл. Если бы я был ее «суженым», она бы не собралась выйти замуж за другого.
Джулиана внимательно разглядывала складки на юбке, проклиная румянец, который неотвратимо заливал ей лицо. Боже правый, ну зачем он затеял этот разговор!
— За этого надутого англичанина? — Эван равнодушно махнул рукой. — Я убеждал ее не делать этого. К тому же зачем ей муж, когда она прекрасно справляется и без него?
— Действительно, зачем? — язвительно переспросил Рис.
Эван продолжал, не замечая язвительности Вогана:
— Она сказала, что ей нужен не муж, а дети. А поскольку вас не было, и она думала, что вы никогда не вернетесь…
Рис выпрямился.
— Дети? Она хотела выйти замуж за «этого надутого англичанина» из-за детей? А не говорила ли она тебе что-нибудь о любви? — Он явно издевался. — Не говорила ли она, что он теперь стал ее «возлюбленным»?