– Я приеду к тебе, Малькольм, приеду! Я все буду для тебя делать, буду работать не покладая рук…
– Не стоит, Рэн. Не приезжай ко мне. Держись от меня подальше. Ты мне не по карману.
Стукнув кулаком по верху экипажа, Уэзерли крикнул кучеру, чтобы тот поезжал быстрее. Рэн осталась стоять одна на дороге, по щекам ее катились горячие слезы, а в янтарных глазах застыло выражение недоверия и изумления.
Не бросив даже прощального взгляда в сторону девушки, на которой хотел жениться, Малькольм приказал ехать к дому леди Элизабет Райс. Сейчас более, чем когда-либо, он был заинтересован в сведениях о драгоценном ожерелье, которое готовят королю ко дню рождения его сына. Сейчас – как никогда прежде – Уэзерли нужны были деньги, которые можно было выручить с продажи этих камней, если, конечно, ему удастся их заполучить. Откинувшись на кожаное сидение, Малькольм принялся перебирать в уме адреса всех скупщиков краденого и рынков, где он мог бы избавиться от драгоценностей за высшую цену. В памяти Уэзерли всплыло имя лорда Фаррингтона. До дня рождения принца оставалось две недели, дня за два до этой даты Малькольм должен «освободить» ювелира от дорогостоящего шедевра. Нужно связаться с Фаррингтоном, но сделать это только после разговора с леди Элизабет. Малькольм предвкушал ее гладкое белое тело, такое аппетитное, что у него даже слюнки потекли.
Сирена ван дер Рис разожгла в нем огонь желания, и Уэзерли хотелось утолить свою страсть.
Напряжение в доме Синклеров стало невыносимым. Рэн заперлась в своей комнате, отказываясь выходить даже к столу. Сирена фыркала и огрызалась с теми, кто был настолько неосторожен, что пытался подойти к ней. Риган расхаживал по кабинету Тайлера, размышляя и сокрушенно качая головой. Он хотел поговорить с Рэн, но она не впустила его в комнату. Тайлер был погружен в какие-то заботы, которыми не желал ни с кем делиться. К обеду приходил Калеб, но после долгой молчаливой трапезы поспешил удалиться. Только Камилла, казалось, не замечала тягостной атмосферы, царившей в доме. Все ее мысли были заняты ребенком, который скоро появится на свет.
На следующей день Сирена спустилась после завтрака вниз, чтобы отдать кое-какие распоряжения. По пути на кухню она увидела Камиллу, которая шила что-то похожее на детское одеяльце.
– Самое малое, что ты можешь сделать, – это сказать хоть что-нибудь! – бросила Сирена. – Разве ты не видишь, что происходит в твоем собственном доме? Почему бы тебе не поговорить с Рэн и не выяснить, что она собирается делать? А ребенку, который еще не родился, не требуется семнадцать одеял. Тебя вообще интересует что-нибудь другое?
Камилла подняла на разгневанную Сирену ясные фиалковые глаза, ее игла застыла в воздухе.
– О чем ты говоришь, Сирена? С Рэн что-нибудь случилось? Я хочу сказать – она заболела? О том, что вы поссорились, я знаю. Кстати, ты ошиблась, Сирена: я простегиваю двадцатое одеяло. В Англии зимой бывает очень холодно и сыро, а матери всегда не хватает одеял…
– Избавь меня от твоей мудрости, Камилла! – резко отрезала Сирена, направляясь на кухню.
Риган подслушал этот разговор и чуть было не бросился извиняться за вспышку Сирены, но передумал и пошел в другую сторону. Ему и так хватает неприятностей с женщинами в собственной семье. Кроме того, Риган не хотел навлекать на себя гнев жены, а так бы обязательно произошло, если бы она когда-нибудь узнала, что он извинялся за ее поведение.
Наверху Рэн бродила по комнате, заламывая руки и вытирая бегущие слезы. Малькольм! Бедный милый Малькольм! Притворился, что не любит ее, чтобы спасти от нужды! Неужели он не знает, что она любит его больше жизни, что ей наплевать на все, лишь бы быть рядом с ним? Милый благородный Малькольм! Последние два дня были днями сердечной боли и слез, а мысль, что она больше не увидит его, была невыносима для Рэн. Она не могла с этим смириться. Малькольм – ее любовь, ее жизнь. Его жестокость – всего лишь игра. Переполненная любовью и нежностью, Рэн бросилась на кровать и зарыдала в подушку.
– Я не позволю тебе этого сделать, Малькольм! Я не допущу, чтобы мы расстались только из-за того, что ты плохо обеспечен. Я достаточно сильна, чтобы посмотреть в лицо бедности. Если мы будем вместе, мне и смерть нипочем!
Со всей пылкостью юной любви Рэн страдала по Малькольму, пока не почувствовала, что сейчас у нее разорвется сердце. На девушку обрушились воспоминания о свиданиях, проведенных в его объятиях, она ощущала прикосновения его губ, слышала, как он шептал о своей любви, клялся, что не может без нее жить. Рэн оплакивала глупые детские мечты пойти к алтарю девственницей. Теперь она жалела, что не уступила Малькольму, не позволила ему большего, тогда бы ничто на земле не смогло бы разлучить их – они стали бы едины навечно.
Внезапно Рэн вскочила с постели и решительно направилась к комоду. Она даже не подозревала, что обладает такими качествами, как воля и решимость. Девушка залезла на стул, достала чемодан со шкафа и бросила его на пол. Тяжело дыша, Рэн открыла комод и принялась перебирать свои модные шелковые платья, автоматически отбрасывая их в сторону: работающая девушка не может себе позволить такие изысканные наряды. Рэн решила взять с собой только самые простые вещи. Закончив сборы, она обнаружила, что чемодан оказался тяжелее, чем она рассчитывала, и нести его было довольно трудно. Она пойдет к Малькольму и сделает его счастливейшим из смертных – в этом Рэн ни секунды не сомневалась. Если Малькольм любит ее хотя бы на половину того, как любит его она, их брак будет заключен на небесах.
Рэн не оглядывалась назад из страха, что в последний момент ее решимость исчезнет. Риган с Сиреной любили ее, но не понимали. Она не должна сейчас о них думать, она стоит на пороге новой жизни, и все ее заботы должны быть теперь о Малькольме, его счастье и благополучии.
Рэн поставила чемодан на землю у двери в дом, где жил Малькольм, и перевела дыхание. Ей очень повезло: она выскочила из особняка Синклера никем не замеченной и на углу улицы поймала экипаж.
Хозяйка Малькольма засыпала девушку вопросами, но, не получив ответа, умолкла, когда Рэн одарила ее ледяным взглядом. Было видно, что когда-то эта женщина знавала лучшие времена. Она недовольно махнула рукой в сторону двери в квартиру Уэзерли и проследила, как молодая девушка с надменным выражением лица вскарабкалась вверх по лестнице, таща за собой тяжелый чемодан. Скрестив на пышной груди руки, хозяйка пожала плечами. Не ее это дело, пока платят ренту. Может быть, юная мисс поставит все на свои места, а если нет – присутствие девушки, по крайней мере, даст повод выгнать этого франта Уэзерли.
В тот момент, когда Рэн поставила чемодан у дверей квартиры Малькольма, он стоял у туалетного столика со свертком в руках. Уэзерли аккуратно развернул кусок ткани, и черный бархат заструился мягкими складками. Глаза Малькольма горели от жадности, а губы отвратительно обвисли, когда он с нежностью поглаживал свое сокровище. Солнечный свет, пробивающийся сквозь старые, поношенные занавески, заиграл на королевском ожерелье сотней разноцветных искр. Даже сейчас, глядя на сокровище, Малькольм не мог поверить, что отныне оно принадлежит ему. А добыть его оказалось до смешного легко.
Ювелир был убежден, что работает в полнейшей тайне, и, не желая привлекать внимания к своему магазину, даже не потрудился нанять охрану. Сначала Уэзерли испугался, что у него ничего не получится из-за тяжелых кованых решеток на окнах и двери дома ювелира. Но день, который он провел изучая маленький магазинчик на Чип-стрит, принес утешительные результаты. После беглого осмотра Малькольм решил, что магазин отдален от жилых помещений и единственная лестница, ведущая на верхний этаж, находится на улице. Но незадолго до полудня он посмотрел вверх и заметил, как мимо одного из окон второго этажа прошел ювелир. Постоянно наблюдая за наружной лестницей, Малькольм не видел, чтобы ювелир проходил по ней, поэтому пришел к выводу, что внутри магазина тоже есть лестница. На окнах и двери второго этажа решеток не было.