– Я только пойду предупредить маму и папу и отдам деньги. Можно?
Калеб улыбнулся.
– Отлично, малыш. Если хорошо справишься, я возьму тебя на работу. Сколько тебе лет?
– Семь, сэр, но я достаточно большой и сильный для моего возраста! – воодушевленно воскликнул мальчик. – Могу я стать вашим конюхом? Мой папа научил меня ухаживать за лошадьми. А моя семья очень обрадуется, если я получу работу. Наши сбережения подошли к концу, а в лавке фермерам не дают товаров в кредит. Приказ губернатора, – Сэмми помрачнел и нахмурился.
Калеб в глубокой задумчивости переспросил:
– Приказ губернатора, говоришь?.. Можешь приступать к работе, Я нанимаю тебя – разумеется, с согласия твоей семьи. Когда вернусь, обговорим размер жалованья с твоим отцом.
Вот и еще один вопрос, который необходимо обсудить с губернатором: кто дал ему право отказывать фермерам в кредите?
Калеб вскочил в седло и направил лошадь вперед ласковой, но твердой рукой. Он обращался с животным так же уверенно, как управлял «Морской Сиреной». Лошадь охотно подчинилась всаднику и поскакала по хорошо утоптанной дороге. Оставив Сейбрук позади, Калеб повернул на запад и поехал вдоль берега залива. Взглянув на солнце, он определил, что доберется до парома еще до наступления темноты и переправится через реку на остров Манхэттэн.
На протяжении всего пути Калеб думал о Рэн. Временами ее облик так отчетливо вставал перед ним, что Калебу даже казалось, что он может протянуть руку и дотронуться до нее. Он чувствовал, как ее янтарные глаза следили за ним, представлял, что может слышать звук ее голоса, низкого и хрипловатого, как тогда, когда она выкрикивала его имя во время болезни… Рэн навсегда останется в его сердце, куда бы он ни отправился. Постоянно он будет тосковать по ней. До конца своей жизни – а может быть, и на том свете – Калеб будет страдать, зная, что встретил свою судьбу и потерял ее по собственной вине.
За два часа до наступления сумерек Калеб уже сходил с парома, переправившего его на остров Манхэттэн. Он подумал о Питере Менуи, первом губернаторе Новых Нидерландов. Сейчас этот хороший человек строил колонии в Новой Швеции, вдоль реки Делавэр.
Несмотря на разногласия с политикой губернатора Кифта, касающиеся отдаленных поселений и индейцев, Калеб ничего плохого не мог сказать о его заботе о быстроразрастающейся колонии Нью-Амстердам. Улицы укладывались камнями, которые на многих кораблях использовались в качестве балласта; люди выглядели сытыми и состоятельными; здания строились крепкие и добротные.
Выяснив у жителей дорогу к дому губернатора, Калеб обогнул центр Нью-Амстердама, чтобы избежать скопления экипажей, и поехал по безлюдной дороге, подгоняя свою выдохшуюся лошадь. Вдруг за поворотом Калеб увидел группу людей, сопровождающих двухколесную повозку со встроенной клеткой. Он сразу узнал желтые кокарды голландских милиционеров и, приглядевшись, понял, кого везут в клетке – двух тощих от постоянного недоедания индейцев, которые были сильно избиты.
– Что они сделали? – бесцеремонно спросил Калеб командира отряда, стараясь, чтобы в его голосе не было и намека на жалость.
Он беспокоился за свою собственную безопасность, потому что находился на пустынной дороге наедине с одиннадцатью мужчинами, которые явно гордились тем, что взяли в плен несчастных индейцев.
– Воры – вот они кто! – прозвучал быстрый ответ, сопровождаемый самодовольной ухмылкой.
– Уже с нескольких ферм поступали жалобы о браконьерстве и кражах, а этих дьяволов мы поймали прямо за руку! – вступил в разговор другой милиционер.
– Что же они украли? – поинтересовался Калеб.
– Зерно и продукты, что же еще? Воруют овец и коров. Их была целая банда, да все удрали, за исключением этих. Ох, и покажем мы им, чтоб другим неповадно было! Когда дружки увидят их головы, надетые на копья, они хорошенько задумаются!
Калеб снова заглянул в клетку и искренне огорчился, увидев безразличное выражение на лицах пленников. Эти краснокожие были жалким подобием величавых, гордых и благородных индейцев, с которыми он был знаком. Эти люди были чуть живы от голода и почти до смерти избиты.
– Из какого они племени? – спросил он, не в состоянии разглядеть на телах индейцев знаки отличия.
– Уоппинджеры. За них нас ожидает щедрое вознаграждение.
– Уоппинджеры? Я слышал, что они были дружественным племенем.
– Может, так оно и было. Их около сотни скопилось на острове Статен. Губернатора мало это волнует, но плавание сюда на пирогах и браконьерство – совершенно разные вещи. Эти индейцы первые, кого мы взяли в плен, и, хочу вас заверить, мы получим за них хорошие деньги.
Видя такую несправедливость, Калеб почувствовал, как в нем закипает гнев. Он пришпорил лошадь и поскакал вперед, сгорая от желания поскорее встретиться с Кифтом.
Длинная тенистая аллея, которая вела к огромному дому губернатора, выглядела ухоженной и живописной. «Должно быть, этот ловкач имеет солидные доходы», – подумал Калеб. Широкую веранду украшали большие кадки с цветами и экзотическими растениями, а фонари были искусно размещены среди этого моря зелени. Калеб представил, насколько красиво и изысканно все это будет смотреться ночью. Интересно, для кого губернатор так постарался?
Калеб привязал лошадь и направился к парадному входу. Солидное красное дерево… Наверное, оно стоит целого состояния в этой чести света. Он сильно стукнул серебряным молоточком и немного отошел назад.
Капитан вовсе не удивился, когда дверь ему открыл одетый в ливрею лакей, на мгновение заставивший Калеба подумать, что он находится в Англии, где великолепие и церемонность были явлением повседневным.
– Капитан Калеб ван дер Рис. К губернатору Кифту, – объявил Калеб.
– Господин губернатор закончил прием. Но в офисе в городе будут очень рады встретиться с вами, капитан. Его светлость никогда не принимают после ленча, – тон лакея был холодным и надменным.
– Неужели? – рявкнул Калеб, сгребая в охапку изумленного лакея и отрывая его от земли. – Сейчас ты покажешь мне, где расположены комнаты губернатора, а потом отправишься по своим делам. Я прибыл сюда как представитель Голландской Вест-Индской компании, и тебе здорово влетит, если ты не сделаешь, как тебе говорят.
– Я все понял, – пролепетал лакей, вытирая вспотевший лоб. – Понимаете, сэр, у губернатора… там… губернатор – человек…
– Похотливый, и сейчас в его постели лежит проститутка, – коротко закончил Калеб. – Будь рядом, чтобы проводить леди из комнаты.
Калеб даже не потрудился постучать в резную дверь спальни губернатора, а просто распахнул ее ногой. Зрелище, представшее его взору, было настолько смешным и нелепым, что Калеб захохотал в голос. Два похожих на студень шара алебастровой плоти неистово скакали на чем-то скрытом от взгляда. Вот состоящая из двух частей гора задрожала, а затем рухнула с глубоким гортанным стоном.
– Надеюсь, что это финал, – рассмеялся Калеб, пересекая комнату и набрасывая одеяло на белый рыхлый зад губернатора.
Он посмотрел на Уильяма Кифта и возненавидел его с первого взгляда. Своей совершенно лысой головой тот напомнил Калебу яйцо. У губернатора не было бровей и ресниц; глаза-бусинки злобно буравили непрошенного гостя; толстые губы недовольно скривились, обнажая мелкие зубы.
– Вон! – коротко скомандовал Калеб женщине, которая уже сгребла свою одежду.
– Беллами! – в ярости завопил губернатор.
– Если вы зовете лакея, то зря стараетесь. Ему уже сообщили, кто является его работодателем. А сейчас оторвите от постели свою жирную задницу, иначе мне придется сделать это за вас. Наденьте что-нибудь, и мы поговорим. Да, кстати, меня зовут капитан Калеб ван дер Рис, представитель Голландской Вест-Индской компании.
Глаза губернатора на миг остекленели от страха, но он быстро оправился и нагло заявил:
– А теперь послушайте меня: я – губернатор, дважды назначенный на этот пост! А это была моя женщина. По какому праву вы вторглись сюда? – Кифт успел прийти в себя, и к нему вернулась обычная манера общения.