— А Даньелл возражать не будет? — осведомилась она, шагая рядом с ним по узкому мосту, перекинутому через ров.
— Какая разница? — рявкнул ее спутник.
Усадьба Хендерсонов оказалась огромной. Вот уже час они шли по извилистой тропинке, а конца-краю все не предвиделось.
— Неужели это все — ваше? — изумлялась Бетани, перепрыгивая через ручей, огибающий небольшую рощицу.
— Милберри-холл — семейное достояние. Мы с Эваном вроде как храним его для будущих поколений. Все это — и дом, и земли, и фермы — отойдет нашим детям.
— Если у тебя они будут, — заметила Бетани.
Ее спутник замедлил шаг.
— Вот уже дважды за последние двадцать четыре часа ты напоминаешь мне о доброй старой заповеди «плодитесь и размножайтесь». К чему бы? Или, может, ты высказываешь собственную мечту о детишках?
— Наверное, так и есть, — улыбнулась Бетани.
Этот бесхитростный ответ застал Герберта врасплох. Обычно женщины принимались отрицать очевидное. Стоило завести при них речь о любви, браке или детях, и они изображали праведный гнев, словно никогда и не задумывались о самых что ни на есть естественных основах бытия. Впрочем, на него такие дешевые уловки никогда не действовали.
А еще Герберт заметил, что спутница с легкостью приноровилась к его размашистому, широкому шагу. Он опустил взгляд. Да, конечно, кроссовки на упругой резиновой подошве со смешными бриджами не слишком-то сочетались, зато для пешей прогулки были в самый раз.
— Не хочешь отдохнуть?
— С удовольствием!
Бетани уселась на траву среди ромашек и с любопытством огляделась. Вдалеке паслись задумчивые коровы, в кустах боярышника с ветки на ветку перепархивали птицы.
— Слушай, а сколько здесь акров? — полюбопытствовала она.
— Мало кто рискнет задать такой вопрос, — улыбнулся Герберт.
— Зато многие думают об этом!
— Может, и так. — Герберт опустился на траву рядом с Бетани. Ветер легонько шевелил ее волосы, точно переливчатую бронзовую завесу. — Дом и сады занимают около двадцати акров. А дальше идут пахотные угодья и пастбища — наш основной источник дохода.
В сравнении с этаким великолепием отцовская свиноферма кажется сущим убожеством! — подумала Бетани.
— Так зачем тебе работать? — удивилась она.
— Иначе я бы со скуки умер. — Откинувшись назад, Герберт провожал глазами легкие белые облачка. — А вообще-то я не имею права тронуть и цента до тех пор, пока…
Он резко перекатился на живот.
— Пока что?
— Пока не женюсь.
— Замечательный стимул для вступления в брак!
— Скорее, дамоклов меч.
— Брак? Или деньги?
— И то и другое. Богатство, знаешь ли, налагает определенные обязательства. А что до брака… всякий раз задаешься вопросом, не деньги ли привлекают очередную воздыхательницу.
Бетани окинула взглядом своего спутника, беззаботно вытянувшегося на траве. Длинные, стройные ноги. Ослепительно белая рубашка. Ткань — шелк или что другое — достаточно тонка, и сквозь нее просвечивают очертания крепкого торса, который она, Бетани, не так давно имела возможность наблюдать воочию. Русые волосы растрепались под ветром. Сейчас Герберт нисколько не походил на себя самого — на невозмутимого и бесстрастного директора «Суперфоун». Этакий аристократический ковбой!
— Полно тебе, не напрашивайся на комплименты, — усмехнулась она.
— Я? — Герберт изобразил удивление. — О чем ты?
Бетани сорвала ромашку и принялась ощипывать белые лепестки.
— Никогда не поверю, что твоя невеста полюбит тебя только за богатство. Ты чертовски привлекательный мужчина, о чем, должно быть, и сам догадался давным-давно.
Герберт перевернулся на бок, искоса глядя на собеседницу из-под полуопущенных ресниц. На губах его подрагивала улыбка.
— Кажется, это был комплимент? Хотя произнести его тебе стоило немалых трудов.
— Что до тебя, мог бы предупредить заранее, что твоя мама — леди!
— Это важно?
Улыбка исчезла, словно ее и не было.
— Да уж наверное, если предполагается, что мы влюблены друг в друга по уши! О таких вещах, как правило, не умалчивают. А то меня, видишь ли, услужливо информирует Даньелл, в то время как сама я — ни сном ни духом!
— Она наговорила тебе гадостей? — насторожился Герберт.
— Да нет, скорее держалась с достоинством и покровительственно. Словом, пыталась поставить меня на место. И в создавшихся обстоятельствах подобное поведение более чем понятно.
— Очень великодушно с твоей стороны так говорить, — неожиданно признал Герберт.