Полыхнул огонь, мужчина отвел дуло налево всего на несколько дюймов и выстрелил дважды, сбивая на лету перепелку. Стрикер почти не слышал звука выстрелов. Он был оглушен, а его мочевой пузырь был готов взорваться. Не помогал успокоиться и многозначительный взгляд, который его спутник устремил на него.
– Только убедись в том, что ты взял всю помощь, какая может понадобиться, – сказал старший. – Думаю, мне стоит связаться с мадам Феррар. Она может быть более… убедительной, если понадобится.
Она может быть даже смертельной. Стрикеру отчаянно хотелось сказать «нет». Сообщить старику, что он больше не в игре. Что он больше не может сотрудничать с людьми, которые нанимают монстров вроде этой мадам Феррар. Вместо этого, не дожидаясь, пока его спутник перезарядит дробовик, Стрикер поклонился ему в знак повиновения и пошел прочь.
Йен чувствовал себя полным глупцом. Он хотел показать себя понимающим и чутким человеком, спеша убраться из сарая Сары Кларк, прежде чем кто-либо найдет его там и обвинит ее в укрывательстве дезертира. Он решил, что сможет дойти по берегу хотя бы до соседней фермы.
Ему не удалось пройти и сотни футов. Он снова сел и, прислонившись спиной к холодной и влажной стене конюшни, стал высасывать из скорлупы яйцо, которое держал в одной руке; в другой он сжимал старую косу, которую прихватил с собой на случай, если придется обороняться.
Как же унизительно для шотландца, пережившего десять лет на полуострове, оказаться во власти лихорадки! И все же он сидит здесь, сил у него не больше, чем у младенца, а его мысли бесцельно роятся в голове. Йен был более холодным и мокрым, чем камни у него за спиной, а в груди он испытывал неприятное давление. Даже чертову косу ему было тяжело поднимать!
Вдруг дверь конюшни без предупреждения распахнулась, и раннее солнце осветило все вокруг.
Йен заморгал.
– Черт! – выругался он, испытывая отвращение к себе. Сколько же времени прошло?
Он знал, что ему надо подняться на ноги и приготовиться к бою. Но Йен мог только сидеть на месте и, щурясь, смотреть на свет. В одной руке он держал яичную скорлупу, а косу из другой выронил на грязный пол. Сначала он услышал шаги – быстрое четкое стаккато. От двери отодвинулась тень. Он закрыл глаза, прежде чем лицо приблизилось к нему.
Йен ждал радостного крика – его же нашли. Этот крик должен был выражать осуждение, узнавание, смерть – да ему, собственно, было все равно, что именно. Вместо этого чья-то влажная морда ткнулась в его шею. Глаза Йена открылись, и он почувствовал, что его осторожно обнюхивает животное размером почти с устрашающего Уиллоби. Черное, почти как смоль, оно с особой осторожностью нюхало его лицо, глядя на него чистыми черными глазами.
– Кажется, я обращаюсь к милой Марианне? – моргая, проговорил Йен.
Его голос оказался одновременно скрипучим и тоненьким, что снова раздражающе подействовало на него.
– Точнее, к Элинор, – раздался от двери голос Сары Кларк. – Она слишком практична, чтобы быть Марианной. Когда Уиллоби в последний раз вернулся к ней от одной из своих пассий, она пнула его в морду.
Решительно настроившись не показывать облегчения, вызванного знакомым голосом, Йен бросил косу, чтобы почесать свинье за ушком.
– Какая смелая дама, – проговорил он.
В награду ему раздалось хрюканье, а затем она ткнулась пятачком в его плечо. Настала очередь Йена заворчать, потому что от этого толчка острая боль пронзила его бок.
– Что вы здесь делаете? – спросила Сара Кларк, по-прежнему стоя у двери. – Я искала вас ночью.
Йен осторожно пожал плечами:
– Одно из моих достоинств – умение казаться невидимым.
– Конечно. – Ее голос был сух, как пыль.
Йен совершил ошибку, подняв глаза, чтобы посмотреть, как Сара идет к нему. Утренний свет внезапно осветил ее тело. Ее волосы, прежде показавшиеся ему мышино-серыми, теперь золотым нимбом сияли вокруг нежного лица, а движения были полны грации. Она не была красавицей. Ее внешность можно было бы назвать скромной. И все же она сразила его наповал – как удар грома.
Ее лицо, такое непримечательное, внезапно оказалось мягким и женственным, рот был безупречной формы, и его хотелось целовать. У нее был закругленный подбородок с легким намеком на ямочку. Ее груди, которые Йен и не заметил прежде, скрытые под практичным коричневым платьем, теперь неумолимо привлекали его внимание. Эти груди хотелось гладить и беречь, они должны поддерживать мужчину, когда мир становится слишком тяжел для него.