Мальчик. Ребенок, которого я видела.
Я не сомневалась, что ребенок был Олэна.
— У тебя есть сын, — сказала я, не подумав.
— Где он? — Хельдра была в панике. — Мы потеряли Петира всего два дня назад! Мы не знаем, где он! Ты видела его на той проклятой земле?
— Да, — выдохнула я.
Лицо Олэна сморщилось, он попытался направить лошадь в круг, но конь промчался до травы на другой стороне. Его ругательства звенели над долиной.
Хельдра подавляла эмоции на лице. Я хотела обнять ее.
У меня был ключ к порталу. Я повернулась, подняла его, но ничего не произошло. Я уже использовала волосок Скувреля на нем. И это не сработало бы без магии.
Я онемела, склонилась над отцом, повернула его, чтобы вытереть его лицо краем рубашки.
— Вода, — выдавил он, и я вытащила флягу из сумки, осторожно налила немного между его потрескавшихся губ в крови.
Мои слезы текли быстро, были горячими. Слезы за отца и его раны. За Олэна, Хельдру и их потерянного сына Петира. За странную утрату, которую я ощущала от мысли, что Скуврель толкнул меня в портал. Я вытерла их неловко ладонью.
— Вы можете помочь? — мой голос был сдавленным. — Моему отцу нужна помощь. Вы можете нам помочь?
Я пыталась скормить боль внутреннему огню. Но было нечего питать. Огонь погас.
Моя сестра была намного умнее меня. Даже победив ее, я проиграла.
Следующие часы прошли размыто. Мой шок от перемен в деревне отражался в шоке всех жителей, которые видели меня — девушку, пропавшую на десять лет, но не изменившуюся ни капли.
Они сделали Скандтон заставой, так решила королева Анабета. Олэн был тут ее Рыцарем, другие мужчины в деревне служили как его армия. Было сложно увидеть в этом крепком боевом Олэне мальчика, которого я знала. Даже когда он опустил тяжелую ладонь на мое плечо и пообещал, что мы отомстим фейри.
Было сложно видеть деревню — она стала в три раза больше, и теперь тут была конюшня и два постоялых двора.
Было даже сложнее, когда они привели меня к моей маме — она жила с родителями Олэна в их домике. Отец Олэна сидел в кресле-качалке, не поднял голову, даже когда мы подошли. Он постоянно насвистывал печальную мелодию.
— Мы не можем остановить его. Он напевает даже во сне, — печально сказал Олэн. — так было десять лет с тех пор, как мы нашли его у портала. Я пошел туда искать тебя.
Всего неделя для меня. Десять лет для него.
Мама охнула, когда мы прошли в дверь, ее колени подкосились, а седина в ее волосах и морщины вокруг глаз были ножами в моем сердце. Но ее объятия лечили душу.
— Элли. О, моя Элли! — сказала она, всхлипывая.
Даже это было ничем, по сравнению с душераздирающей надеждой на ее лице, когда мы внесли отца на носилках. Она занялась им теперь, зашивала и перевязывала его раны, нежно мыла его тело, как делала женщина с мертвым.
И я сидела перед камином с матерью Олэна. И я открыла книгу, которую написали предки.
— У вас есть чернила? — спросила я у нее. — И ручка?
И когда она принесла их, я стала писать. Не намеки и пророчества в стихах. Я писала четко все, что помнила. Я записала все от начала до конца.
Завтра, может, ничто не сможет поведать эту историю и подготовить мой народ к следующему разу, если он будет. Завтра, может, никто не сможет предупредить о том, как обманом заманивают в брак, о хитрости и сделках. Может, никто не сможет сообщить о грядущем Пире Воронов.
Потому что завтра я вернусь к кругу. Я собиралась танцевать там, вызвать фейри. И в этот раз я буду готова.