Вдруг желтый «Стирман» затрясся. Пруэтт в ужасе уставился на биплан, который бешено завертелся, совершенно потеряв управление.
— Господи, — прошептал Пруэтт. Биплан беспомощно кувыркался. Пруэтт толкнул рычаг сектора газа вперед и пошел в пике за ним. Он и не замечал, что зовет Лайонза по имени, кричит ему что-то.
Как же он был ошеломлен, когда «Стирман» Лайонза вдруг рванулся вверх и описал над ним коварную и изящную петлю! Пруэтт оглянулся и увидел., что биплан, сверкая винтом, уже «сидит» в нескольких метрах от хвоста его самолета.
Радио Пруэтта ожило.
— А это, мой юный друг, был последний урок. В бою никогда, никогда не верь врагу. Противник всегда опасен, пока ты не увидишь, что либо его самолет развалился в воздухе или врезался в землю, либо летчик выпрыгнул из машины.
Лайонз помолчал.
— Летим домой. Дик.
И сразу же, как бы вспомнив:
— Надеюсь, тебе никогда не придется вспоминать…
ГЛАВА IV
Капсула «Меркурий-7» продолжала полет, беспорядочно кувыркаясь.
Расход энергии был сведен до минимума, капсула пребывала в своеобразном механическом анабиозе: электрический пульс был ослаблен до крайнего предела, необходимого для поддержания жизни ее пассажира. Холодно и безмолвно зияли в вакууме сопла реактивной системы. Космический корабль с единственным представителем человечества на борту продолжал в бесконечном падении огибать земной шар. Половина поверхности капсулы сверкала под безжалостными лучами Солнца, другая была в тени, подсвеченной слабым голубовато — зеленым сиянием — отраженным светом лежавшей внизу Земли.
Капсула была не одинока. Вокруг ее компактного корпуса роились тысячи мельчайших частиц льда и инея. Одни походили на земные снежинки, другие были скручены в причудливые завитки, третьи… их было несчетное множество, бесконечное разнообразие форм. И все они плыли огромным роем вокруг капсулы. Несомая волшебной паутиной переплетающихся сил, капсула «Меркурий» сама в то же время была центром крохотной Вселенной; вокруг капсулы с космонавтом медленно вращались по своим орбитам замерзшие частицы.
Из отверстия в обшивке капсулы в вакуум вырывался пар, но, едва покинув систему, отводящую за борт тепло, вырабатываемое человеческим телом, он мгновенно превращался в иней и лед. Замерзшие частички присоединялись к рою, движущемуся вокруг капсулы.
Человек ничего этого не видел, он не думал об этом процессе, он просто пользовался его практическими результатами. Капсула плыла, невообразимо медленно переворачиваясь и кувыркаясь, и мысли человека тоже плыли. Он смутно сознавал, что они устремляются в том направлении, которое неизбежно приведет их к его нынешнему положению. Это был окольный путь, но он не противился такому ходу мыслей. Он дал им волю. Он вспомнил первые шаги, которые положили начало его дороге сюда. Сюда, в эту точку времени и пространства, к той безотрадной реальности, которой он должен будет вскоре снова взглянуть в лицо…
Пруэтт получил назначение в одно из самых привлекательных для него учреждений Военно-воздушных сил мощный исследовательский центр на авиационной базе Эдвардс в Калифорнии. Именно здесь находился Главный испытательный центр ВВС, ворота к новым горизонтам авиации и даже еще дальше — туда, где уже не было и авиации, где простирался внушавший благоговейный страх космос.
Пруэтт был немного — и приятно — удивлен, узнав, что в Калифорнийский центр направляется его бывший сослуживец Джим Дагерти, белобрысый веснушчатый летчик, которого трудно было представить себе без травинки, зажатой в зубах. Они неожиданно встретились на Си-47, транспортном самолете, совершавшем челночные полеты по маршруту Лос-Анжелос — Эдвардс, и обрадовались, что получили одинаковые назначения. В свое время их сдружила совместная боевая служба.
Дагерти был сыном фермера, и сам еще был фермером, когда начал летать с отгонного пастбища на обширные земли своего отца в Огайо. Отец Дагерти в первую мировую войну был асом и остался им в душе навсегда. Он летал на «Ньюпорах» и «Спэдах» и плевал на все летные инструкции, а когда подрос его сынок Джим, он ничуть не больше подчинялся государственным правилам пользования частными самолетами. Отец купил полуразвалившийся дряхлый биплан «Флит», подлатал его и заправлял тем же дешевым бензином, что и свой трактор. Летали на нем, как бог на душу положит, никаких правил и знать не знали, но если парень не выполнял в полете указаний своего строгого «старика», то в тот же день получал отчаянную трепку.