— Великий Магистр… — замялся жирный урод. — Позвольте, девушка выйдет…
— Нет, говорите при ней, — ответил Герберт. Это было ему на руку. Лишний раз увидев всю мерзость своего родственника, девица может с большим энтузиазмом принять свою участь.
— Но…
— Говорите при ней. Или уходите. Один, без девушки.
Грамс Таури опустил взгляд и начал. Вероятно, ощущает стыд, подумал Герберт. Многие негодяи не испытывают никаких угрызений совести наедине с самими собой, но стыдятся озвучить перед другими свои прегрешения, ведь знают, что люди порицают подобное.
— Мой старший брат, главный наследник рода Таури, погиб во время Блантийской военной компании. Эдиан, его единственная дочь, осталась сиротой…
— А ее мать? — прервал его Герберт.
— Мать… сошла с ума, узнав о смерти мужа. Юридический совет признал ее невменяемой и отдал троллям, как это делают со всеми безумными женщинами. Вероятно, она тоже уже умерла.
Да, подумал Герберт, если ее мать похожа на эту хрупкую девочку, то с полной гарантией уже мертва. Даже крепкие женщины выдерживают не больше полугода в пещерах похотливых огромных троллей. А такой «эльф» не продержится там и нескольких дней.
А еще он заметил, что девочка вздрогнула, когда заговорили о матери.
— Она может быть еще жива… — очень тихо сказала девчонка.
— Согласно закону, сумасшедшие, отданные троллям, приравниваются к умершим, — назидательным тоном прервал ее Грамс. — Девочку признали сиротой, а я получил право опекунства над ней и состоянием ее отца до ее совершеннолетия. Как вы знаете, женщина, даже единственная дочь, может наследовать за своим отцом, лишь если докажет способность продолжить род, то есть родит ребенка. В противном случае, наследником останусь я. Поэтому…
Подонок все же замялся, когда пришлось вслух сообщить о своих низких планах.
— Поэтому вы решили продать вашу племянницу в Академию, где занятия магией точно сделают ее бесплодной к моменту наступления совершеннолетия, — с усмешкой закончил за него Герберт.
— Да, Великий Магистр, — подтвердил Таури. — Я полагаю, что смогу лучше распорядиться наследием нашего рода…
— Мерзавец! — услышал Герберт тихий, но звонкий голос девушки. — Я… мы ведь… родственники!
— Ты совершенно права, — обернулся к ней Герберт с улыбкой. Девчонка и ее тихий решительный голос вызвали у него симпатию. — Только мерзавец — это слишком приличное слово. Вероятно, ты хорошо воспитана, юная аристократка? Твой род уходит корнями в глубокую древность и славится своей голубой кровью. Твоя мать просто не могла дать тебе недостаточно хорошее воспитание. А я бы выразился по-другому. Твой дядя — гнилой отросток в вашем роду. Ублюдок, подонок, низкая тварь. Вы согласны со мной, мессер Таури? — Герберт с насмешкой обернулся к дядюшке. Это была последняя проверка. Если Грамс не оскорбится данными ему эпитетами, то он безнадежен.
Участь стать бесплодной, но великой волшебницей для девчонки намного лучше всего, что еще может придумать этот жирный гад.
— Полностью, Великий Магистр, — склонил голову Грамс. — Позвольте узнать, помешает ли это нам заключить сделку?
Герберт усмехнулся.
— Я должен проверить девушку. Выйдите.
— Но…
— Выйдите немедленно.
На самом деле Герберту хотелось как можно скорее избавиться от мерзавца и остаться с девочкой наедине. Окончательно понять, что она из себя представляет.
А еще говорить с ней наедине будет просто приятно… Возможно, у нее даже есть зачатки ума. Хоть сложно ожидать этого от такой юной девицы.
Несмотря на страх остаться наедине с могущественным и опасным ректором, Эдиан была рада, когда дядя вышел. Ей хотелось скорее избавиться от этого невыносимо низкого, мерзкого существа. Теперь она ощущала к нему лишь презрение.
Такое презрение, что видеть не могла!
Вот другого мужчину, этого твердого и жесткого ректора… его можно ненавидеть. Ненавидеть от всего сердца, на равных. Потому что он может быть каким угодно, но точно не червем или насекомым вроде Грамса.
Он все же человек. Когда он крыл дядюшку неприличными словами, Эдиан даже почудилось, что в нем есть понимание, а то и сочувствие к ней. Вдруг не все еще потеряно…?
Вдруг ректор окажется нормальным человеком, а жесткое непримиримое ощущение от него ей лишь почудилось?
Дверь за Грамсом закрылась, и они остались наедине.
Эдиан сглотнула под спокойным и твердым взглядом Великого Магистра. Хотела хранить достоинство, но руки позорно задрожали.