— Я хотела бы побывать на балу, — сухо пояснила она, — но мачеха меня туда никогда не пустит.
— А почему ты вдруг захотела на бал? Неужто тебе так понравился Эрик?
— Да, понравился. А тебе? — она пригвоздила меня пустующим взглядом. — Тебе ведь самой он понравился. Не думаю, что он принц, но ты права, он явно из богатой семьи.
— Мне Эрик неинтересен, а тебе никто не мешает встретиться с ним на балу.
Элла засмеялась, а потом провела по щеке, оставляя на коже темные следы от ягодного сока.
— Ох, Анастасия, ты всегда любила издеваться, — произнесла она с горечью, — я же сказала, что меня не отпустят.
Что-то в Элле все же вызывало жалость. Может, потому что она то и дело скованно сжималась, становясь более хрупкой, или сыграло роль ее отчаянное желание понравиться хоть кому-то. Перед глазами все еще стояла картина, когда она жадно потянулась к Эрику, как только увидела его приветливую улыбку. Но так или иначе, я почти ей посочувствовала.
— Надо верить в лучшее, вдруг Фея-крестная услышит твои желания и исполнит их.
Элла задумчиво на меня взглянула, и скулы на ее лице углубились, добавив живой красоте искусственности, как у мраморной статуи.
— Не знала, что ты настолько смелая, раз произносишь ее имя.
— А Фею-крестную кто-то боится?
Элла пожала плечами:
— Она пусть и не настолько сильная, как… — она прикрыла рот ладонью, чтобы приглушить голос, — Румпельштильцхен, но все же одна из самых могущественных созданий. А где могущество, там опасность.
Я впервые слышала о Румпельштильцхене, но вслух это не признала. Элла бы тотчас поняла, что с ее сестрой не все в порядке. А ее подозрения — это меньшее, что мне сейчас было нужно.
Сказка нагло пыталась вырваться из привычного сюжета с доброй феей-крестной и милой Золушкой, которая не ходит по лесам в плаще цвета крови. Стало душно, и я потянулась к верхним пуговицам плаща, чтобы снять его.
— Что ты делаешь? — Элла стремительно оказалась подле меня и схватила за руку, отцепляя ее от пуговиц. — Не смей.
Я даже не успела испугаться — просто молча уставилась на Эллу, которая тяжело дышала от злости и раздражения.
— Никогда не снимай этот плащ в лесу, ты меня поняла? — процедила она, — а лучше носи его на улице всегда. Эта услуга — моя тебе благодарность за изменившееся отношение. Не пренебрегай моей добротой.
Элла отпустила меня, вернулась к своей корзине и больше ни разу на меня не взглянула и не сказала ни слова, пока мы продолжали собирать ягоды. К тому моменту, как моя корзина заполнилась до краев, солнце уже спряталось за макушками деревьев, а вдали прозвучал протяжный вой. Услышав его, Элла тихо сказала:
— Пора домой.
Я следовала за ней по пятам, стараясь казаться спокойной, однако совершенно ничего не понимала. Сказка либо пыталась свести меня с ума, либо напугать до чертиков. И у нее что одно, что другое прекрасно получалось.
Глава 5
Нет никого противней Гастона
Держать глаза открытыми было тяжело. Я прислонилась лбом к стенке кареты и не обращала внимание на дорогу, из-за которой каждый раз больно стукалась на очередной кочке.
— Мама, посмотрите на нее, — произнесла Дризелла, — она ухитряется спать. Что ты делала всю ночь? — она требовательно дернула меня за рукав.
Мачеха сидела напротив, и ее черное, почти траурное платье занимало половину пространства. За сегодняшнее утро она обмолвилась со мной лишь несколькими фразами, однако Дризелле ответила:
— Оставь ее, пусть спит, дорога неблизкая.
Я не выспалась, потому что опять видела все тот же кошмар, он заставлял меня вскакивать посреди ночи. Люцифер сочувственно шевелил усами, но не знал, как помочь.
Хотя в карете удалось задремать на несколько часов. Наверное, когда я находилась далеко от Золушки, нервное напряжение немного утихало.
Когда мы выехали из леса, я придвинулась к окну.
Город выглядел так, будто его нарисовали нежной пастелью на страницах старой книги. Аккуратные домики с яркими крышами, покрытыми черепицей, ровные и чистые улицы. Все это навевало мысли о провинциальной Франции, очаровательной и приветливой.
Наш экипаж остановился у небольшого торгового магазинчика с пестрой вывеской, на которой были нарисованы спицы, пронзающие клубок ниток. Нас встретила миловидная и полнолицая женщина с мозолистыми руками. Услужливо поклонившись, она спросила:
— На чье имя заказывали платья?
— На имя Вэнди Тремейн, — сказала мачеха.
Мы прошли в просторную комнату с большими зеркалами, и швея вынесла два ярких платья: зеленое и красное. Роксана уселась на большое кресло, а мы с Дризеллой начали раздеваться.