Через три часа, когда Гартерн проснулся, мое тело уже вовсю пожирала лихорадка. Надо отдать ему должное, лекаря он привел сразу же, как понял в чем дело. Однако темный врачеватель мне, жительнице земли света, почти ничем помочь не мог. Пришлось выздоравливать самой, глотая отвратительные на вкус эликсиры. Впервые в своей жизни я решила положиться на волю богов и отказалась от лекарства. Недолго думая мой новый хозяин зажал мне нос и влил его изо рта в рот. Злорадствуя, что ему тоже пришлось попробовать эликсир, я мстительно укусила его за губу. Мужчина немного отодвинул свое лицо и слизнул капельки черной крови с нижней губы. По его лицу ничего нельзя было понять, но в глазах было удовольствие. Он любил добиваться своего. В тот же день лагерь был свернут, и войска двинулись обратно в столицу. Я ехала во главе авангарда в одном седле с хозяином. С тех пор, как он выбрал меня, он ни разу не оставлял меня одну. Несмотря на болезнь, я была вынуждена ходить за главнокомандующим, когда он отдавал приказы. Ели мы вместе... и даже в туалет ходили тоже вместе. Подобное отношение было странным. Обычно, насколько я слышала, рабам одевали ошейники, которые имели разные степени контроля. Ошейник стихийный жег кожу или ударял молниями, стоило невольнику сделать что-то запрещенное хозяином. Ошейник ментальный подавлял волю и делал человека послушным, практически превращал его в овощ. Однако Гартерн не надевал их на меня. Не произнеся ни слова, он заставил меня целыми днями тенью ходить за ним. Я молчала и наблюдала, а потом поняла: этот мужчина любит все контролировать сам. Мы ехали неделю. Поездка была долгой и нудной. Сидя в седле командира темных, я не могла делать все, что мне вздумается, оставалось смотреть. Темные земли отличались от светлых, где я выросла. Хоть на улице был день, но вокруг царила полутьма: солнце все время нашего путешествия было так плотно затянуто свинцовыми тучами, что ни одного лучика не выглянуло из-за него. Жаль. Я южанка, и любовь к солнцу у меня в крови. Кажется, я больше его не увижу. Солдаты меня удивили. Нам всегда говорили, что темные очень злобны по натуре и постоянно грызутся между собой. На привале воины вместе сидели у костра, готовили ужин, играли в карты, распивали спиртные напитки и горланили песни. Даже командиры не брезговали присоединиться к своим подчиненным. Все как у нас. Лишь мой хозяин не присоединялся к всеобщим посиделкам. Его и не звали. Он каждый вечер затаскивал меня в свою палатку, заставлял выпивать горькое лекарство, обнимал, словно мягкую игрушку, и засыпал, храпя где-то в районе моей макушки. «Он слишком расслабился», - подумала я, немного оправившись после болезни, к концу нашей поездки и тут же попыталась это исправить. Складной походный нож еще днем был специально стащен у одного из темных командиров. Я умела быть незаметной, когда требовалось. Самым сложным было выбраться из-под тела моего практически бывшего хозяина. Я посмотрела на него в последний раз, собираясь запомнить его на всю жизнь. Лицо спящего Гартерна показалось мне почти красивым. Я занесла оружие... Большая мужская лапища с силой схватила меня за кисть, заставляя выронить кинжал, и, скрутив мою руку за спину, приблизила к своему телу. В таком неудобном положении я провела всю ночь. Тогда-то я и поняла: Альвус Гартерн не расслабляется. Никогда.